Адмиралы мятежных флотов
Шрифт:
Эта единственная моя встреча с адмиралом послужила впоследствии одним из оснований для моего протеста против передачи ему всей полноты государственной власти и вызвала известный мой конфликт с Омском. И только последовавшее вскоре полное разочарование адмирала в его англо-французских симпатиях повело к мужественному признанию им моей правоты и установило то полное взаимопонимание между нами, которое дало основание покойному Верховному правителю назначить именно меня своим правопреемником на нашей восточной окраине, вопреки всем интригам и противодействию его ближайшего окружения».
Кажется, ни одно предприятие Колчака не терпело столь очевидного фиаско, как это
И это тогда, когда на юге Добровольческая армия держала на себе основную тяжесть гражданской войны. У адмирала не было больше сомнений, что сейчас его место именно там, на своем флоте, где его помнят, ценят и, конечно же, ждут. Но как добраться туда через полыхающую Россию? Разве что обогнув Евразию с юга и прийти в Севастополь морем через так и невзятые Дарданеллы и Босфор? Это настроение настолько овладело Колчаком, что он несколько раз серьезно повздорил со своим шефом.
Генерал Хорват и без того разочаровался в своем главнокомандующем - мало того, что ему не удалось сколотить боеспособные части, так он еще умудрился начисто испортить отношения с представителями японской военной миссии в Харбине (генерал имел виды на поддержку японцев, как, впрочем, и они на него тоже). Хорват подписал приказ об увольнении Колчака в отставку. Адмирал без особых сожалений сложил с себя служебные обязанности, тем более что в Харбине его ожидало потрясение совсем иного свойства. Перебирая накопившуюся за время его поездок по КВЖД корреспонденцию, он обнаружил конвертик с почерком, от которого зашлось сердце. Анна! Она писала - он не мог поверить почтовому штемпелю - из Владивостока! Он боялся вскрыть конверт. А вдруг это мираж? Почтовая ошибка?
Прочитав письмо, он сразу же принялся писать ответ:
«Дорогая, милая, обожаемая Анна Васильевна! Сегодня получил письмо Ваше… У меня нет слов, нет умения ответить Вам; менее всего я могу предполагать, что Вы на Востоке, так близко от меня. Получив письмо Ваше, я прочел Ваше местопребывание и отложил письмо на несколько часов, не имея решимости его прочесть. Несколько раз я брал письмо в руки, и у меня не хватало сил начать его читать. Что это - сон или одно из тех странных явлений, которыми дарила меня судьба?…»
«А вы - не уезжайте!»
Рукою Анны. «…Мы ехали во Владивосток - мой муж, Тимирев, вышел в отставку из флота и был командирован Советской властью туда для ликвидации военного имущества флота. Брестский мир был заключен, война как бы окончена.
В Петрограде голод - 50 гр. хлеба по карточкам, остальное - что достанешь. А в вагоне-ресторане на столе тарелка с верхом хлеба. Мы его немедленно съели; поставили другую - и ее тоже. И по дороге на станциях продают невиданные вещи: молоко, яйца, лепешки. И все время - отчего нельзя послать ничего тем, кто остался в Петрограде и так голодает?
Была весна, с каждым днем все теплее; и полная неизвестность, на что мы, в сущности, едем, что из всего этого выйдет. А события тем временем шли своим ходом: начиналась гражданская война, на Дону убит Корнилов, восстание чешских войск, следующих эшелонами на восток…
…А в Иркутске задержка - началось восстание в Черемховских копях, никого дальше не пропускают… Время было фантастическое… И вот мы едем по Амурской колесухе, кое-как построенной каторжниками, по Шилке. Красиво, дух захватывает. Вербная неделя, на станциях видим, как идут по гребням холмов со свечками люди со всенощной. Мы опять, я и Женя, побежали смотреть город. А город пестрый, то большие дома, то пустыри, по улицам ходят свиньи - черт знает что такое. И тут я повстречалась с лейтенантом Рыбалтовским. Когда-то он плавал под командой моего мужа, мы были знакомы, даже приятели. «Что вы здесь делаете?» - «Да как-то так попал. Вот хочу перебраться в Харбин».
– «Зачем?» - «А там сейчас Колчак».
Не знаю: уж, вероятно, я очень переменилась в лице, потому что Женя посмотрела на меня и спросила: «Вы приедете ко мне в Харбин?» Я, ни минуты не задумываясь, сказала: «Приеду».
Страшная вещь - слово. Пока оно не сказано, все может быть так или иначе, но с той минуты я знала, что иначе быть не может.
Последнее письмо Александра Васильевича - через Генеральный штаб - я получила в Петрограде вскоре после Брестского мира. Он писал, что пока не закончена мировая война, он не может стоять в стороне от нее, что за позорный Брестский мир Россия заплатит страшной ценой - в чем оказался совершенно прав. Был он в то время в Японии. Он пошел к английскому послу лорду Грею и сказал, что хочет участвовать в войне в английской (союзной России) армии. Они договорились о том, что Александр Васильевич поедет в Месопотамию, на турецкий фронт, где продолжались военные действия.
Но события принимали другой оборот. В Харбине тогда царь и бог был генерал Хорват - формировались воинские части против Советской власти - Александр Васильевич решил посмотреть на месте, что там происходит. Так он оказался в Харбине.
В последнем письме он писал, что, где бы я ни была, я всегда могу о нем узнать у английского консула и мои письма будут ему доставлены. И вот мы во Владивостоке. Первое, что я сделала, - написала ему письмо, что я во Владивостоке и могу приехать в Харбин. С этим письмом я пошла в английское консульство и попросила доставить его по адресу. Через несколько дней ко мне зашел незнакомый мне человек и передал мне закатанное в папиросу мелко-мелко исписанное письмо Александра Васильевича.
Он писал: «Передо мной лежит Ваше письмо, и я не знаю - действительность это или я сам до него додумался».
Тогда же пришло письмо от Жени - она звала меня к себе - у нее были личные осложнения и она просила меня помочь ей: «Приезжайте немного и для меня». Я решила ехать. Мой муж спросил меня: «Ты вернешься?» - «Вернусь». Я так и думала, я только хотела видеть Александра Васильевича, больше ничего. Я ехала как во сне. Стояла весна, все сопки цвели черемухой и вишней - белые склоны, сияющие белые облака. О приезде я известила Александра Васильевича, но на вокзале меня встретила Женя, сказала, что Александр Васильевич в отъезде, и увезла меня к себе.
А Александр Васильевич встречал меня, и мы не узнали друг друга: я была в трауре, так как недавно умер мой отец, а он был в защитного цвета форме. Такими мы никогда друг друга не видали. На другой день я отыскала вагон, где он жил, не застала и оставила записку с адресом. Он приехал ко мне. Чтобы встретиться, мы с двух сторон объехали весь земной шар, и мы нашли друг друга.
Он навещал меня в той семье, где я жила, потом попросил меня переехать в гостиницу. Днем он был занят, мог приходить только вечером, и всегда это была радость.