Адов Пламень (фрагмент)

КАЙЛ ИТОРР

АДОВ ПЛАМЕНЬ

Я не приму корону до тех пор,

пока не пойму:

человек ли развращает власть,

или власть - человека.

Карл Эдвард Вагнер

"Дорога Королей"

Сказание. Последний поход Тристрама

...Жил в юго-восточной Логрии славный рыцарь Тристрам, и среди всех воителей Круглого Стола не было равных ему ни в силе, ни в доблести, кроме одного только Ланселота, славнейшего из славных. Служил, однако, доблестный Тристрам не Артуру Пендрагону, верховному королю Логрии. Меч его принадлежал Марку, королю Гитина, дальнему родичу Гвиневер, супруги Артура... Так обыкновенно начинаются легенды об этом отважном рыцаре, чьи похождения и история наверняка известны многим достаточно хорошо, чтобы лишний раз о них не упоминать. О рыцаре, чье имя, наряду с именем жены короля Марка, златокудрой Изельде, давно стало нарицательным. И обозначают два этих имени, произнесенные вместе, одновременно несколько видов любви - и пьяняще-счастливую, и грустную неразделенную, и губительную для обоих. Но здесь речь не об этом. ...Не раз король пытался избавиться от верного, но слишком могучего вассала, отправляя его свершать все новые и новые подвиги, однако доблестный рыцарь сокрушал все преграды, всегда возвращаясь с победой. Да и много ли найдется в мире такого, что не под силу одолевшему черного дракона Морхальта и ставшему другом красного дракона Пендрагона!.. Так говорили о Марке и

Тристраме. Так некогда говорили в древней Элладе о микенском ванакте Эврисфее и Геракле. Так, возможно, говорили о самом Артуре Пендрагоне и Ланселоте Озерном. Так могли бы сказать даже о римском диктаторе Сулле Счастливом и юном Гае Кесаре из рода Юлиев. Люди часто любят строить сомнительные аналогии, особенно когда для этого нет никаких оснований. Но здесь речь, опять же, не об этом. Здесь - о том, что обыкновенно сказителями упоминается с крайней неохотой и вскользь. О том, как и почему погиб славный Тристрам. Точнее, почему он был обречен погибнуть, ведь чья именно рука нанесла удар и в какое место тот пришелся - важно только для любителей абсолютной исторической точности, а в легендах как раз ей и не место. Итак, если мысленно перенестись немного назад, в год 524-й по христианскому летосчислению - пускай сей календарь и не в ходу у западных гэлов, ни тогда, ни теперь, - можно услышать нечто интересное. Конечно, если знать, где и как слушать...

Было их двое на этой земле, лишь двое - она и он.

Было их двое: она - во мгле, он - светом и тьмой рожден.

Мглистой прохладой ласкали глаза под темным златом бровей,

И если ее проливалась слеза - он кровью платил своей.

Но пока его не узнает она

ее не узнает он.

И черная встала меж ними стена,

чье имя - Морхальт-дракон.

Было их двое на острове том, в броне, что темна как ночь.

И только один, человек иль дракон, уйдет невозбранно прочь.

Было их двое, остался - один. Весь в ранах и без меча,

Черной заре путь закрыл паладин, прогнавший из глаз печаль.

И тогда могла бы понять она,

зачем он ушел из тьмы.

Но кровавая взмыла над ними волна

Артуровой войны.

Было их двое пред Круглым Столом, красный дракон Пендрагон

И рыцарь, что спас Камелота престол, клыком кабана уязвлен.

Было их двое, вассал и король. Король - и чужой вассал.

Каждый из них отыграл свою роль, и полдень багряным стал.

Хоть другой ласкает тело ее,

она мыслью была лишь с ним.

Но напоено ядом седое копье

и не жить уже вместе им.

Было их двое, король и вассал. И отдал король приказ:

"Белый саксонский дракон восстал и грозою идет на нас."

На север уехал в далекий поход рыцарь из Лионесс...

Месяц прошел, и полгода, и год. И все не приходит весть.

Жены привычны своих ждать мужей,

а девы - своих женихов,

Неспешно ведя счет оставшихся дней

и свой защищая кров...

Было их двое, и белый дракон со стяга рычит на дождь.

Хенгист, что саксов наследовал трон, и Хорса, военный вождь.

Было их двое, драконьих детей, что вышли наперерез

Белому вестнику смерти своей, Тристану из Лионесс...

Но старый дракон, что остался жить,

уж с югом войны не вел.

Лишь поклялся убийце за все отплатить,

и в зимнее небо ушел...

Слухи ходили от северных скал до ласковых южных морей,

Слухи о битве, в которой металл был мягче, чем крылья фей,

Оба ль они там конец свой нашли, или один - как узнать?

Или сошлись - и потом разошлись, властные сами решать?

Но она верила в лучший удел,

и год за годом ждала,

Что небо пришлет соловьиную трель,

и спрыгнет рыцарь с седла...

Слухи сказаньями стали потом, мифами, детской мечтой.

Каждый желает, чтоб звался "дракон" сраженный его рукой.

Каждый желает, чтоб любящий взгляд (пускай и чужой жены)

Встречал, когда он возвратится назад с очередной войны...

Дикий яблонев цвет, и ладья без весла,

и безмолвный хрустальный грот.

Далеко-далеко с ним Исильд уплыла,

и дракон больше их не найдет...

...Тристрам так и не вернулся в Гитин. Одни говорили, что белорукая Изельде, саксонская принцесса и колдунья, всадила меж ребер рыцаря осиновый кол, чтобы выбить из его сердца любовь к Изельде Златокудрой, освобождая там место для себя. Другие уверяли, будто Тристрам победил и белого дракона саксов, после чего, смертельно раненный, улегся в ладью без руля и ветрил, и отплыл на волшебный Авалон в ароматах яблоневого цвета. Третьи мрачно сообщали, что непобедимый Тристрам был ранен копьем с острием из ядовитых когтей льва; он разметал саксонскую армию, устранив северную угрозу Логрии, а после - умер от ран. Четвертые же - потешались над ними над всеми, напоминая, что Изельде Златокудрая, тот самый символ "вечной любви" Тристрама, прожила с Марком Гитинским еще семь лет и померла родами, ни разу не вспоминая о существовании какого-то там рыцаря... Так о Тристраме рассказывали не барды и менестрели. Так рассказывали люди, обычные люди, которым не было дел до легенд. Они не пытались убедить ни самих себя, ни других, что слова их непременно будут услышаны грядущими поколениями. Они даже не пытались выдать свои повествования за чистую правду, противоречащую созданным по заказу владык легендам. Они просто рассказывали байки. ...Говорили еще, будто Артур Пендрагон, прослышав о предательском деянии Марка и гибели Тристрама, приказал Вивиане, Хозяйке Озера, наложить проклятье на всех виновных. Однако волшебница отказала владыке Логрии, ибо виновные, по ее словам, покарали себя сами. - А последнюю кару, - добавила она, когда король ее уже не слышал, - свершит меч Тристрама, восставший из тьмы и пламени во имя спасения того, что назовут любовью...

Вместо пролога. Рука Ноденса

Этот край стал единой державой довольно давно. Когда Бран, Аларик и остальные вожди Большой Орды, сокрушив предпоследние легионы защитников италийской столицы некогда могучей Империи, занимались много более важным делом, чем собственно планирование предстоящего сражения - а именно, договаривались, кому какие кварталы Великого Города потрошить, дабы не создавать ненужных междоусобиц до полной и окончательной победы, - так вот, в эти исторической важности дни младший кентурион гастатов Лотар поднял мятеж против богоравного кесаря (которому, впрочем, уже было все равно) и увел около двух сотен солдат Альпийского легиона на северо-запад. Сам по рождению горец из Урия, Лотар сумел провести их через ущелья, где под обвалами неоднократно гибли целые когорты (разумеется, не без помощи коренных жителей Альп, любивших в качестве развлечения изображать злобных и кровожадных горных духов). Легионеры Лотара без особого труда захватили с полдюжины поселений восточных гэлов и укрепились там. Откровенно говоря, это никак не стало бы зародышем новой державы, первого детища умирающей Империи, не втрескайся Лотар по уши в старшую дочку местного друида, Морврин МакКолль. Легионеры часто проделывали успешные рейды вглубь Галлии - и всякий раз гэлы, обычно живущие раздробленными кланами, если не вовсе отдельными родами или семьями, заключали кратковременный военный союз и вышибали захватчиков. По причине, оставшейся нераскрытой,

знаменитый имперский принцип "Divide et umpera" на гэлах срабатывал плохо. То есть он работал прекрасно, покуда речь шла о надежной защите рубежей Pax Mediterrania: не столь трудно было, заранее прощупав почву, подкупить или задобрить кланы, враждебные вождю, что планировал пробиться в Империю и всласть там покуролесить, - после этого в доме потенциального грабителя начиналось примерно то же самое, и ему уже было не до вторжений. Но когда речь заходила о захвате чужой земли - которую варвары-гэлы невесть почему считали своей, - бесполезны становились и угрозы, и посулы, и подкупы. Оставалось только говорить языком силы. Варвары уступали победоносному имперскому воинству в основных разделах военной науки, среди них отродясь не бывало ни латинских tactici, ни эллинских strategos. И тем не менее, понятия не имея о военной науке, ремесло военное гэлы знали отменно - образно говоря, умели драться. К тому же они значительно превосходили легионеров числом. А что касаемо доблести - даже женщины и дети варваров, если надо, брались за оружие, и ненамного отставали в сражении от своих мужей, братьев и отцов... Ну так вот, взяв в жены эту девчонку, Морврин, имперский узурпатор Лотар чуть ли не в одночасье обратился для гэлов в их родича. С родичем же не то чтобы вовсе нельзя драться, однако тут совершенно не пристало обращаться за помощью к кланам соседей. Ну а дочка друида была весьма неглупой особой и вскоре нацепила на Лотара ошейник, предоставив бывшему кентуриону считать, что это он тут командует. И поскольку все дружно согласились, что плохой мир все-таки будет получше хорошей ссоры, между гэлами и чужаками-имперцами медленно начало устанавливаться нечто вроде добрососедских отношений, а там и до дружбы недалеко. Многие легионеры, последовав доброму примеру начальника, также женились на гэльских девушках. Разумеется, на всех не хватало, но тут уже воинская смекалка Лотара подсказала верный ответ. Несколько рейдов в соседские земли - к гэлам, саксам и альмам, - быстро исправили положение. Сотрудники демографической конторы в Риме наверняка бы одобрительно закивали. Смекалка состояла не столько в том, чтобы утащить несколько десятков девиц и женщин у соседей, сколько в правильном выборе этих самых соседей. Хотя в походе на Средиземноморскую Империю участвовали все племена варварского севера, далеко не каждый клан гэлов, не каждый род саксов и альмов отдал своих сыновей под начало Аларика, Брана, Ульфгара и прочих вождей Большой Орды (исключением стали готы с Истра и вандалы с Рейна, в процессе этого похода перебравшиеся на юг почти полностью). Лотару лишь оставалось выбрать УЧАСТВОВАВШИХ в походе - пускай, мол, не забывают, что свои дома и семьи надо защищать прежде всего... Подобный гений стратегии произвел впечатление на новых родичей Лотара, и тесть, сменив холодный гнев на милость, предложил кентуриону попробовать завоевать себе титул правителя - подлинного правителя, благословленного небесами, а не узурпатора-захватчика. Лотар хмыкнул - тот, кто завоевал себе корону, уже благословлен небесами, - но все же выслушал друида. Объяснения пришлись ему по душе, и бравый кентурион, изобразив на щите с помощью жены и тестя знаки седого Ноденса, в одиночестве отправился в поход, дабы свершить великий подвиг... Какой именно - считалось не то чтобы великой тайной, но поскольку ныне существует минимум дюжина версий различной степени достоверности, правды, по-видимому, уже не доискаться. Да это и не важно, важнее то, что подлинный правитель-рикс - это непременно герой, которому царский венец дается небесами в награду за подвиги. Такому правителю подчиняются не из страха, и даже если сам рикс правит не столь мудро и праведно, как его предшественники - это ему прощается. Когда Лотар вернулся с победой, знаком его власти стал скипетр, стилизованный под серебряную руку, старинный атрибут Ноденса, хозяина Серых Равнин и покровителя героев. Ноденса Аргентлама, как называли сурового гэльского бога изучавшие жизнь варваров имперские хронисты. Сами гэлы именовали его - Нуаду Ллау Эрайнт. Вскоре официальный титул короля-рикса Лотара, Серебряная Рука, - произносимый с горловым восточно-гэльским акцентом, да еще и с позднейшей примесью Latina vulgata легионеров, - сам собою слился в одно слово. Ллорайнт, а чуть позднее - Lorraine, Лоррейн. Так и возникло название державы, вклинившейся между землями гэлов, италийцев, саксов и альмов и доселе находящейся там. Впрочем, нижеследующее повествование к этому историческому эпизоду особого отношения не имеет. Во всяком случае, не больше, чем день сегодняшний - к позавчерашнему...

Ступень первая. Корона Льва

Дрын крутанулся в руках толстяка-монаха, раздробив беспокойного скелета вдребезги. Лучница поднялась с земли, чуть скривившись от боли в левом боку, куда пришелся удар дубины противника. - Поосторожнее, Мари, - проскрипел толстяк.
– Вечно тебя заносит... Сама видишь, стрелы против них почти бесполезны. - Святой отец, не впадайте в грех гордыни, превознося достижения небесной мудрости над потребностями земной юдоли, - язвительно проговорила девушка.
– Кроме того, уж черепушку-то разнести из лука можно. Это любого обычно... успокаивает. Монах не стал спорить: острый язычок Марион был ему хорошо известен. Один только Робин мог совладать с ней, да и то, если честно, не всегда. - Надо возвращаться, - сказал он.
– Все что нужно, узнали. Работы слишком много на двоих. Девушка кивнула. - Да, Тромм, берем обычную компанию. Робин, Малыш Йэн... ну может, еще Хельми да Алан. Остальным лучше бы оставаться на месте, ведь это... поручение запросто может оказаться ловушкой.

* * *

Таверна "Подсолнух" пустовала. Хозяин Огден, в бороде которого за последние недели изрядно добавилось седины, с угрюмой аккуратностью протирал столы. Обычно, конечно, этим занималась Джиллан, но девчонка сейчас все время тратила на захворавшую бабку, и Огден в основном управлялся сам. Да и к чему помощники - Тристрам практически опустел, а путников не было уже месяца два. Легкий скрип заставил трактирщика поднять глаза. Дверной проем заполнял собой светловолосый громила, физиономия которого, хотя и носила следы более чем близкого знакомства с кулаками, палками и иными твердыми предметами, светилась щербатой ухмылкой. - Да у вас здесь что, мертвое царство?
– подивился он, привычно пригибаясь, чтобы не снести лбом притолоку, и входя внутрь. - Почти что, - ответил Огден.
– Ты в городе недавно, парень? - Ну. Только прибыл, дай, думаю, горло промочу, а тут... Есть хоть чего выпить? - Немного осталось...
– Трактирщик откинул крышку погреба и извлек оттуда бочонок, наполненный примерно на четверть.
– Прошлогоднее светлое, больше ничего нет. Уж извини. Опорожнив в два глотка здоровенную кружку, здоровяк удовлетворенно крякнул. Пиво промыло глотку и благополучно попало в желудок, после чего мысли посетителя обратились к другим, менее приятным сферам. - Да что тут творится-то, бес ему в печенку? Огден вздохнул. - Сядь, попробую объяснить. Хотя одному святому Реджинальду ведомо, что за чертовщина здесь, вокруг... - Не знаю как Реджинальду, - послышался голос со стороны двери, - а вот мне бы хотелось послушать. - Так заходи, Робин, - не оборачиваясь, бросил громила, - а ты, старина, валяй, рассказывай. Без дальнейших упрашиваний новый гость - парень среднего роста, темноволосый, в куртке из плотного зеленого сукна, с коротким мечом на поясе, - скользнул к столу и сел. Не спрашивая позволения, подвинул к себе кружку, наполнил, отхлебнул, поморщился, но продолжал потягивать пиво, пока Огден вел свой рассказ.