Адриан Моул и оружие массового поражения
Шрифт:
– Катерина, хочу познакомить тебя с моим другом Адрианом Моулом, – сказала она.
Художница протянула мне изящную руку:
– Очень приятно.
С моим языком что-то случилось, он вдруг словно распух и не желал ворочаться во рту. Но Катерина улыбнулась мне и сказала:
– Я тебя понимаю, Георгина. Этот контраст светло-серых глаз и длинных темных ресниц неотразим.
Она снова улыбнулась мне:
– Георгина сказала, что вы поддерживаете в Лестере огонь культуры.
– Просто продаю книги, – уточнил я и поздравил ее с успешной продажей картин.
– Должна признаться, я этому страшно рада, – ответила она. – Вы ведь знаете,
О, как же мы смеялись.
Георгина жила за углом, на Болдуин-стрит, в квартире-студии, расположенной в бывшей конфетной фабрике. В ее доме пахнет ананасовыми дольками. Не успели мы переступить порог ее жилища, где царил настоящий хаос, как уже лежали в постели. Одежда наша высилась на полу маленьким черным холмиком.
Никогда не видел такого количества обуви, сумочек, поясов и ювелирных изделий, собранных в одном месте, если, конечно, не считать универмагов.
Секс был ляг глаг дкибскли штсуп, как мог бы написать мистер Пипс. [49]
Георгина отвезла меня на вокзал Сент-Панкрас, и я едва-едва успел на последний поезд. Принять душ я не успел, так что запах Георгины оставался со мной, пока я не смыл его уже в Крысиной верфи.
Ужасно хотелось кому-нибудь рассказать о Георгине, но звонить Найджелу было слишком поздно. Я вышел на балкон. Сэр Гилгуд был тут как тут – они с супругой почивали, сунув головы под крыло. Порадовался этому. Ведь глупо же поверять свою приватную жизнь лебедю, тем более что он меня ненавидит.
49
Сэмуэль Пипс (1633–1703) – английский государственный и общественный деятель, в течение девяти лет вел дневник, в котором в деталях фиксировал свою жизнь. Большую часть записей он зашифровал, и расшифровать их сумели лишь спустя более сотни лет.
Утром вышел на балкон. В камышах у противоположного берега сэр Гилгуд терзал предмет, весьма похожий на мертвое тело. Опасаясь худшего, я позвонил в местный полицейский участок. Автоответчик любезно сообщил, что Аарона Вискидрю, нашего участкового полисмена, на месте нет, но он непременно перезвонит мне, если я оставлю для него сообщение.
Через пару минут в дверь забарабанил профессор Луг. По его словам, в канале плавает почтовая сумка, битком набитая письмами.
Вдвоем мы перешли по мосту на другой берег. Сэр Гилгуд с компанией, к счастью, находился на безопасном расстоянии – лебеди сноровисто плыли в направлении городского центра.
Мы вытащили почтовую сумку из воды. И едва ли не первое же извлеченное из сумки письмо оказалось адресовано мне. Из магазина «Маркс и Спенсер», который предлагал мне магазинную карточку.
На пару с профессором Лугом пытались вспомнить, как в наше время называется организация, которая занимается доставкой писем. «Королевская почта», «Консигнация», «Почтовый холдинг», «Доставим с ветерком» или просто почта? Мы понятия не имели, куда обращаться. Наконец я принял волевое решение, набрал 999 и потребовал полицию. После короткой паузы женский голос попросил назвать мое имя и адрес, а затем осведомился, что случилось. Я сообщил о почтовой сумке, найденной в канале.
Женщина-полисмен сказала:
– Вряд ли это можно считать чрезвычайным происшествием.
– Я же не прошу прислать водолазов и полицейский вертолет, – возразил я.
А она ответила:
– Все патрульные машины сейчас брошены на борьбу с криминалом, сэр.
Тогда я указал, что не далее как на прошлой неделе видел патрульную машину у кафе, в котором два представителя полиции боролись с жареными цыплятами.
На что мне было сказано:
– Разговор закончен, сэр, но, думаю, вы услышите о нас в самое ближайшее время. Вы попусту отнимаете у полиции время, а это уголовное преступление.
С профессором Лугом мы дотащили намокшую почтовую сумку до старого аккумуляторного завода, где положили на видном месте – чтобы власти взяли на себя ответственность за находку. Хотя во мне крепнет убеждение, что в наши дни не осталось властей, желающих брать на себя какую-либо ответственность.
Опоздал на работу. Мистер Карлтон-Хейес с пониманием отнесся к инциденту с почтовой сумкой. Он долгие годы переписывается с арестантом из Дартмурской тюрьмы, отбывающим срок за двойное убийство, – по письму в неделю. Но недавно этот убийца позвонил с жалобой: в прошлом месяце он не получил ни одного письма. Насколько я понимаю, убийца скоро должен выйти на свободу. Будь я начальником почтовой службы Дартмура, непременно лишился бы сна.
В обед зашел в цветочную лавку и попросил отправить Георгине традиционные английские садовые цветы на 50 фунтов.
– Но в феврале не бывает английских садовых цветов, сэр, – слегка растерялась цветочница. – Если только вы не хотите послать на пятьдесят фунтов подснежников.
Тогда я попросил предложить что-нибудь взамен.
– Эти цветы в честь какого-то особого события, сэр? – спросила девушка.
Я почувствовал, что краснею – такого со мной не случалось уже много лет. Захотелось рассказать этой дружелюбной цветочнице о Георгине: какая она красивая и какой захватывающей кажется жизнь рядом с ней.
Заботливая цветочница взяла мою судьбу в свои руки:
– Думаю, свежесрезанные гиацинты на пятьдесят фунтов и выглядят, и пахнут замечательно.
Приложил к букету открытку:
Французская Фантазия, ежеминутно думаю о твоей сдобе. Мистер Киплинг.
В 5 часов Георгина прислала сообщение:
Киплинг, ого! Спасибо и люблю. Уехала. Вернусь в Лондон 15-го. Французская Фантазия.
Утром на дорожке возле канала ко мне опять пристал сэр Гилгуд. В глазах его полыхала жажда убийства. Сдернул с шеи красный шарф и принялся махать перед его клювом, но сэр Гилгуд не дрогнул. Помощь подоспела в лице велосипедиста. Я не вынесу этого постоянного запугивания. Пора что-то предпринять.
Я едва устоял на ногах, когда Умник Хендерсон принес сегодня в магазин счет. Этот «чокнутый ученый» намерен стрясти с меня 150 фунтов за «профессиональные услуги», которые он оказал, когда на днях выпивал в моем доме!
– Я тебе по дружбе предоставил пятидесятипроцентную скидку, – сказал он. – И взял с тебя всего за один час.
Попытался втолковать Умнику, что брать с меня деньги – вопиющая несправедливость, тем более что я все равно не могу пользоваться домашним развлекательным центром из-за обостренной аудиочувствительности Миа Фокс.