Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
– Это справедливо. В таком случае прощайте.
– Доброго пути!
Они обменялись рукопожатиями, и лорд Драммонд удалился.
Юлиус вложил в руку лакея свой кошелек и сказал:
– Я бы хотел осмотреть покои.
– Как будет угодно вашему превосходительству, – отвечал слуга.
Юлиус торопливо обошел все комнаты, заваленные вещами, то уложенными, то брошенными куда попало, и заставленные передвинутой мебелью. Сомнений более не оставалось: Олимпия действительно уехала!
Сердце Юлиуса сжала смертельная тоска, и он торопливо бросился прочь
Внизу уже не было экипажа лорда Драммонда, там осталась одна карета Юлиуса. Он сел в нее, бросив выездному лакею:
– Домой!
Лошади пустились в галоп. Карета, стоявшая неподалеку, последовала за экипажем Юлиуса.
Отправиться вслед за Олимпией! В первые мучительные минуты у Юлиуса было возникла такая мысль. Но как это возможно? Пост посла удерживал его в Париже. А впрочем, даже если бы ему удалось вернуть эту женщину, чего ради? Он – и актриса, причудливая, своевольная, влюбленная в одно лишь искусство! Конечно, она не любила его. Да и он сам, так ли уж он уверен, что любит ее?..
Однако, сколько бы граф ни предавался подобным рассуждениям, он все же чувствовал: в сердце у него что-то надломилось. Уехав, эта женщина отняла у него еще одну частицу жизни. Что ж, тем лучше! Он сожалел лишь о том, что она не отняла всю его жизнь без остатка.
Карета остановилась у подъезда посольского особняка, но Юлиус из нее не вышел. Он приказал лакею:
– Сходите узнайте, у себя ли Лотарио.
Но племянника дома не оказалось.
– В таком случае скажите кучеру, чтобы вез меня к принцессе.
Экипаж, что следовал за каретой Юлиуса, остановился, а потом снова тронулся в путь одновременно с ней. Через две минуты он снова остановился.
Олимпия, сидевшая в нем вместе с Гамбой, бросилась к окну, наполовину отодвинула штору, закрывающую окно, и ясно увидела, как Юлиус вышел из кареты у подъезда особняка принцессы.
Резко откинувшись назад, Олимпия прошептала с горькой усмешкой:
– Это все, что мне требовалось увидеть! У него есть чем утешиться! Гамба, можешь сказать кучеру, чтобы поворачивал назад и ехал к заставе Трона: там нас ждет почтовая карета.
– Значит, мы точно уезжаем? – возликовал Гамба.
– Да.
Цыган совсем было собрался перекувырнуться через голову от радости.
Но он остановился, увидев, что по бледным щекам Олимпии медленно сползают две слезы.
Он передал вознице приказ, и тот, ни минуты не медля, исполнил его.
А в это самое время слуги принцессы встречали Юлиуса с удивленными и смущенными физиономиями, словно посетителя, которого они не рассчитывали здесь увидеть.
Его ввели в гостиную. Там он прождал около получаса.
Наконец появилась принцесса, облаченная в пеньюар, угрюмая и раздраженная, как будто ее оторвали от важного дела.
Она едва соблаговолила предложить Юлиусу сесть.
– Вы заняты? – спросил он.
– Нет, – промолвила она, однако весь ее вид говорил о противном. – Но кто же ходит по гостям в десять-одиннадцать часов утра?
– Вы
– Возможно, – отрезала она холодно и вдруг резко спросила: – А как поживает синьора Олимпия?
– Она уехала в Венецию сегодня утром, – сказал Юлиус. – Я только что от нее, но никого там не застал.
– Ах, так вы от нее! – язвительно вскричала принцесса. – И коль скоро вы никого не застали, вы явились сюда. Значит, мне следует благодарить эту певичку за ее отъезд, которому я обязана вашим визитом. Право, вы слишком любезны, одаривая меня тем, что не пришлось по вкусу вашим актрисам.
– Прошу прощения! Мне больно… я не понимаю, в чем причина такого приема, за что вы так сердитесь на меня, – пробормотал Юлиус, заранее утомленный бурной сценой, ибо предвидел ее.
– Вы не понимаете? А между тем все так ясно. Помните, что было вчера? Сначала вы назначаете мне свидание в Опере. Потом собираетесь уйти оттуда в то самое мгновение, когда я туда вхожу. Я чуть ли не силой удерживаю вас, но через четверть часа вы меня все же покидаете под тем предлогом, что вам необходимо составить компанию кому-то из ваших приятелей. Сегодня утром первой персоной, с которой вы спешите увидеться, оказывается эта певица. Прошу вас поверить, что я еще не пала настолько низко, чтобы со мной можно было обходиться подобным образом. Если вы не можете уделить мне иного времени, кроме тех крох, какие вам оставляют ваши друзья и ваши певички, лучше сохраните эти немногие часы для кого-нибудь другого.
– Это разрыв? – спросил Юлиус, вставая.
– Понимайте это так, как вам угодно, – отвечала принцесса, также поднимаясь с места.
– Я предполагаю, что для такого решения у вас имеется причина посерьезнее того предлога, на который вы ссылаетесь, – сказал Юлиус. – Но я чувствую, что мне уже не по возрасту, да и не по характеру взламывать замки женских секретов. Когда вы пожелаете меня видеть, я буду в вашем распоряжении. Смиренно прошу у вас прощения, что потревожил вас столь не вовремя.
И он, отвесив низкий поклон, вышел из гостиной.
«Итак, – думал он, спускаясь по лестнице, – мне нашли преемника. Она закатила сцену, чтобы помешать мне устроить сцену ей. Что ж, тем лучше, черт возьми: одна из цепей, стеснявших мою свободу, разорвана, притом такая, от которой избавиться было не так уж просто.
Увы, увы! Не стоит обманывать себя: как бы то ни было, из таких оков состоит основа существования – стоит нескольким из них порваться, и ткань расползется».
Он приказал кучеру ехать домой.
– Лотарио вернулся? – спросил он, войдя в прихожую.
– Да, ваше превосходительство.
– Попросите его зайти побеседовать со мной.
Через минуту появился Лотарио:
– Вы спрашивали меня, сударь?
– Дважды, – отвечал Юлиус. – Ты сегодня утром ушел очень рано.
– Вам надо мне что-то сказать, дядюшка? – перебил Лотарио.
– Ничего. Просто я хотел тебя повидать. Мне было необходимо увидеть лицо друга. Это утро было горьким для меня. Ты ведь знаешь, Олимпия…