Адская бездна. Бог располагает

Дюма-отец Александр

Говоря так, он не спускал глаз с Самуила.

Тот не двигался.

– Налей же! – повторил граф фон Эбербах.

Тогда Самуил взял бутылку и откупорил ее.

Руки у него слегка дрожали.

А Юлиус поднял свой кубок и с полным спокойствием протянул ему.

Самуил вылил туда около половины бутылки.

– Почему ты не выливаешь все? – спросил Юлиус.

– О, хватит и половины.

– Лей все, говорю тебе, – настаивал Юлиус.

– Ладно, – сказал Самуил, руки которого снова затрясла едва заметная дрожь.

– Можно

подумать, будто ты чуть ли не взволнован. Или это твое укрепляющее средство опасно?

Самуил побледнел.

– Опасно? – пробормотал он. – Ну и мысль!

– О, не беспокойся, – усмехнулся Юлиус. – Не подумай, будто я тебя в чем-то подозреваю. Я только хочу сказать, что иногда лекарство заставляет пациента расплачиваться потом за тот прилив сил, который оно дает ему на короткий срок. Если ты мне приготовил снадобье именно такого рода, я на тебя не в претензии, напротив. Мне бы только на один час иметь столько энергии, сколько нужно, а там будь что будет. Ты ведь знаешь, жизнью я не слишком дорожу. Я в этом смысле и спросил, не опасно ли лекарство.

– Оно абсолютно безвредно, – отвечал Самуил, у которого было время овладеть собой. – Этот настой дает силу тем, кто болен, а здоровых делает еще сильнее – иных последствий у него нет.

– А, так оно и здоровым прибавляет сил? – повторил Юлиус, и глаза его диковато блеснули.

– Да, – решительно подтвердил Самуил.

Юлиус поднес стакан к губам. Но он лишь слегка омочил их, коснувшись напитка.

– У этого лекарства совсем другой вкус, чем у прежнего укрепляющего средства, – сказал он.

– Ну да, – согласился Самуил. – Я заменил его. Это более действенно.

– Мой бедный Самуил, – вздохнул Юлиус, – с тобой положительно что-то происходит. Тебе изменяет твое обычное хладнокровие.

– Мне? – пробормотал Самуил.

– Я понимаю, что ты испытываешь беспокойство, – продолжал граф фон Эбербах. – В ту минуту, когда выдаешь тех, чьим сообщником был почти что с самого рождения, немудрено до известной степени утратить присутствие духа.

– Действительно, – сказал Самуил, в восторге от того, что Юлиус объясняет его смятение подобным образом. – Признаюсь тебе, что выдать Тугендбунд мне оказалось тяжелее, чем я думал.

– Не извиняйся, Самуил. Это так естественно. Оттого, что тебе приходится преодолевать свою щепетильность, твои заслуги только увеличиваются, и жертва, которую ты приносишь прусскому правительству и монархической идее, становится еще огромнее и достойнее воздаяния. Но даю тебе слово чести, что воздаяние деянию не уступит. По крайней мере я сделаю для этого все, что будет от меня зависеть; ты, Самуил, смело можешь на меня положиться.

Благодарить Самуил не стал. В словах Юлиуса ему послышалось что-то похожее на иронию.

А Юлиус продолжал:

– Но сейчас ведь тебе самому, как и мне, тоже потребуются все твои силы. Волнение, которое ты испытываешь, каким бы законным и достойным уважения оно ни было,

если придется защищаться, может повредить нам обоим. Не знаю, как для тебя, а для меня очень важно, чтобы этого не случилось. Так вот, это укрепляющее средство, которое, как ты мне только что говорил, придает бодрости и тем, кто находится в добром здравии…

– И что же? – перебил Самуил, сделав страшное усилие, чтобы скрыть свое замешательство.

– А то, милый мой Самуил, что тебе, как я полагаю, стоило бы самому выпить половину этой микстуры.

Самуил ошеломленно уставился на него.

– Итак, Самуил, давай поделимся по-братски и выпьем вместе за здоровье той, что дорога нам обоим, – за здоровье Фредерики!

– Но, – возразил Самуил, – ты же сам сказал, что хочешь выпить все, и это для тебя не слишком много?

– А вот ты говорил, что половины вполне хватит.

– Ба! – сказал Самуил. – Мое минутное волнение уже прошло. И потом, когда Трое появятся здесь, уж будь покоен, мне ничего не понадобится пить: вся моя энергия сама вернется ко мне. Перед лицом опасности я стоек и готов ко всему, можешь на меня положиться.

– Так ты отказываешься? – холодно спросил Юлиус.

Самуил в свою очередь пристально всмотрелся в его лицо.

– Ах, черт возьми, – сказал он, – ты что, тоже мне не доверяешь?

– Возможно! – проронил Юлиус, в третий раз за время разговора повторяя тот же ответ.

Самуил гневно выпрямился.

Юлиус встал с места, и было мгновение, когда их взгляды сверкнули и скрестились, словно две шпаги.

Затем вдруг Самуил, то ли потому, что в этом поединке нервов его мрачная и могучая натура жаждала любой ценой взять верх, то ли благодаря некоей внезапной идее, его осенившей, то ли просто потому, что Юлиус ошибся в своих подозрениях, – так или иначе Самуил Гельб принял решение: он взял кубок и отпил из него половину.

И протянул кубок Юлиусу.

– Теперь твоя очередь, – сказал он. – Сам видишь, какова цена твоим подозрениям!

Юлиус взял чашу.

– За здоровье Фредерики! – провозгласил он. – Пусть она надолго переживет нас!

С этими словами он осушил кубок до дна.

В этот миг послышался звон колокольчика.

– А вот и наши долгожданные, – промолвил Самуил. – Они точны.

Почти тотчас дверь, ведущая на нижнюю лестницу, отворилась.

Вошли двое: фигуры их были скрыты плащами, а лица – масками.

LXIII

Мертвый хватает живого

Вокруг стола было всего три кресла, одно из которых располагалось выше прочих.

Двое в масках сели на те кресла, что были ниже.

Казалось, их не удивило присутствие Юлиуса, хотя Самуил не предупредил их, что придет не один.

Самуил с беспокойством поглядывал на третье кресло.

– Вы пришли только вдвоем? – спросил он. – Я надеялся, что верховный предводитель явится сюда вместе с вами. Так что же, он не придет?