Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964
Шрифт:
Послание Хрущева от 12 марта очень обрадовало Кастро. «Вы можете перевести его на испанский язык?» — спросил Алексеева Кастро. Кубинский лидер заявил, что он хочет приобщить этот документ к другим важным бумагам, которые он прячет в горах.
К тому же Москва нашла способ польстить самолюбию Кастро. Выплата гонораров была одним из традиционных способов финансовой поддержки коммунистов, лидеров национально-освободительного движения или «прогрессивных деятелей культуры». Он выплачивался за право публикации в Советском Союзе и других социалистических странах статей, речей и книг этой категории лиц. В начале 1960 года Алексеев сообщил Фиделю о решении выплатить ему гонорар. По словам Алексеева: «Фидель был буквально растроган». Он заметил, что хотя его речи публиковались на Кубе и в других странах, но ему впервые предлагают гонорар{33}. И с улыбкой добавил: «Если мы будем издавать все, что он наговорит за то время, то, чего доброго, он станет миллионером». Первоначально суммы были небольшими, но в американских
Взрыв в гаванском порту послужил поводом для усиления антиамериканской риторики. Кастро, однако, считал, что еще не пришло время для официального объявления о восстановлении дипломатических отношений с СССР. Как он сказал Алексееву во время встречи 6 марта, небольшая отсрочка объясняется «исключительно техническими причинами», так как требуется «формальное решение правительства». Алексеев прекрасно знал, что это лишь отговорка, так как фактическим правительством был сам Кастро.
Общественное мнение на Кубе, действительно, не было готово принять обмен посольствами с Москвой. Общественность негодовала, когда Кастро грозил США кулаком. Фидель знал, насколько откровенно можно говорить кубинцам о Москве. Коммунизм не пользовался популярностью на Кубе. В НСП насчитывалось не более 17 000 членов, а ее газета не имела массового читателя. Несмотря на старания Карлоса Рафаэля Родригеса, революция не внесла изменений в отношение масс к коммунистам. Движение 26 июля пришло к власти под популистскими лозунгами, а природный магнетизм Кастро привлекал к нему народ. Мечтая об экономическом и политическом суверенитете, трудно достижимом из-за географической близости США, кубинцы не одобряли слишком быстрых шагов навстречу второй сверхдержаве. Кастро пояснял Алексееву, что развитие отношений с Советским Союзом не следует особенно афишировать до тех пор, пока он (Кастро) не убедит кубинский народ, что дружба с СССР — это вопрос национального выживания. Как сообщал Алексеев Хрущеву, Кастро хотел бы приурочить восстановление дипломатических отношений к какому-либо открытому враждебному акту против Кубы со стороны правительства США.
Отсутствие советского посольства не влияло на темпы сближения СССР и Кубы. Кубинцы называли Алексеева «координатор Алексеев» и относились к нему в высшей степени уважительно. Кастро говорил ему: «Наши отношения, как они существуют сейчас, являются более эффективными, так как встречи осуществляются непосредственно минуя МИД и всякие протокольные преграды». Он надеялся поддерживать такую связь и в будущем.
Благодаря изменению позиции Кастро были облегчены закупки оружия из стран Варшавского пакта. 29 марта Президиум ЦК проинформировал чешское правительство, что «не возражает против оказания военной помощи Кубе». Москва предложила предоставить Гаване 10-летний кредит на льготных условиях; Праге предписывалось организовать поставки вооружений. Едва чехи начали переговоры об условиях поставки, информация, полученная Кремлем, заставила Хрущева пересмотреть программу помощи. 20 апреля КГБ сообщил о непосредственной угрозе Кубе со стороны США. Днем позже Москва «посчитала необходимым оказать срочную помощь Кубе»{37}. Кастро представил перечень видов вооружения. Это был первый запрос, полученный СССР непосредственно от кубинцев{38}. Президиум ЦК согласился выполнить все просьбы: «трофейное немецкое оружие, вооружения производства Чехословакии и Польши». Важным признаком изменения отношения Хрущева к Кубе явилось то, что на апрельском заседании Президиума ЦК было решено осуществить эту помощь безвозмездно. Менее чем через месяц Кремль стал еще щедрее, правда, частично за счет других: Президиум ЦК рекомендовал чехам взять на себя 15–20 % расходов, полякам — 10–20 %, а «остальное оплатит СССР».
Ядерные гарантии Хрущева
Хрущев столкнулся с первым этапом кубинского кризиса. Кремль не располагал секретной информацией для проверки сведений, полученных от Фиделя и Рауля Кастро, о готовящемся вторжении на Кубу. Единственно, что могло прояснить ситуацию, было следующее: 9 июня Че Гевара сообщил Алексееву, что в Гаване захвачена группа контрреволюционеров, готовившая на него покушение. Эти люди, по-видимому, не имели отношения к ЦРУ и ничего не знали о подготовке к вторжению.
Отказ Кастро от намерения направить брата в Москву, вероятно, был признаком того, что он еще не был твердо уверен в советской помощи. Означало ли это, что кубинцы готовы обратиться к Китаю? В распоряжении Кремля имелась информация, что даже просоветски настроенный Рауль Кастро склонялся к обращению к китайцам по поводу поставки оружия национально-освободительному движению. Фидель в отличие от Рауля был революционером,
Угроза вероятного идеологического вызова со стороны Китая омрачала отношения с Кубой и снова напомнила Хрущеву, что он остается один на один с своим главным противником — США 16 июня КГБ получил документ, направленный представителем ЦРУ в НАТО администрации США, а 29 июня Председатель КГБ представил советскому лидеру очень тревожный доклад, составленный на основе имеющейся информации.
«В Центральном разведывательном управлении известно, что руководящие круги Пентагона убеждены в необходимости развязывания войны против Советского Союза „в кратчайшие сроки“.
Согласно данным, которыми располагает Пентагон, СССР в настоящее время не имеет достаточного количества ракет для уничтожения стратегических баз НАТО. Однако через некоторое время Советский Союз будет располагать такими ракетами в достаточном количестве. Сейчас Соединенные Штаты имеют возможность эффективно использовать свою бомбардировочную авиацию для уничтожения советских ракетных баз и других военных объектов. Но через некоторое время оборонная мощь СССР еще более увеличится, и эта возможность исчезнет. Существующее в настоящее время соотношение сил между США и СССР в военной области позволяет Соединенным Штатам рассчитывать в случае войны на успех. Через некоторое время положение изменится в пользу Советского Союза.
Исходя именно из этих предпосылок, руководящие круги Пентагона хотели бы развязать превентивную войну против Советского Союза»{39} (На документе помета — «Доложено лично тов Хрущеву Н. С. 29 июня 1960 г А. Шелепин»)
Глава КГБ докладывал Хрущеву и ЦК КПСС, что «предпримет меры для проверки этой информации». Были сделаны лишь три копии документа — для Хрущева, Шелепина, третья копия была уничтожена{40}. Тот факт, что практически одновременно Хрущев получил три тревожных сообщения, побудил его принять чрезвычайное решение о поддержке Кубы. Он чувствовал важность широкого дружественного жеста в сторону Кубы, такого, который бы заставил американцев и китайцев отнестись к нему с уважением 9 июля, выступая перед группой советских преподавателей, Хрущев впервые не исключил возможности распространения ядерного «зонтика» на Западное полушарие
«Не следует забывать, что теперь Соединенные Штаты не находятся на таком недосягаемом расстоянии от Советского Союза, как прежде. Образно говоря, в случае необходимости советские артиллеристы могут поддерживать кубинский народ, если агрессивные силы в Пентагоне осмелятся начать интервенцию против Кубы. Пусть в Пентагоне не забывают, что, как показали последние испытания, у нас имеются ракеты, способные попадать точно в заданный квадрат на расстоянии 13 тысяч километров. Это, если хотите, является предупреждением тем, кто хотел бы решить международные вопросы силой, а не разумом»{41} (Речь Н. С. Хрущева на съезде учителей 9 июля 1960 г «Учительская газета», 10 июля 1960 г)
Этим Хрущев хотел показать кубинцам и китайцам, что Москва является лидером социалистического лагеря и готова сделать все возможное для его защиты. В то же время Кремль предостерегал американцев от переоценки своих стратегических преимуществ.
Советское заявление не произвело желаемого впечатления на США, которые пока и не планировали немедленного вторжения на Кубу. 7 июля на заседании СНБ был поднят вопрос о возможности интервенции. Лео А. Хо, руководитель Отдела гражданской и военной мобилизации, предложил «США должны выступить с заявлением, что нарушена доктрина Монро, следовательно, нам необходимо вмешаться и восстановить положение». Однако президент Эйзенхауэр не был готов к использованию военной силы против Кастро. Он хотел заручиться поддержкой американского общественного мнения. США должны были убедить свою страну и мир, что Советский Союз намерен превратить Кубу в военную базу. Главный советник по СССР Чарльз Болен заверял президента, что Советы не настолько «глупы», чтобы решиться на такой шаг. Эйзенхауэр считал, что американский народ быстро меняет свое мнение в отношении применения силы. Надо лишь избавить от чувства вины тех, кто выступает за решительные действия{42}.
В Гаване заявление Хрущева не осталось незамеченным. Оно обрадовало кубинское руководство. Некоторые историки, однако, считали, что кубинцы были немного обескуражены, поскольку одни опасались признать свою зависимость от Советского Союза, а другие боялись слишком тесных связей с Москвой.
Через несколько дней после выступления Хрущева Рауль Кастро, находившийся с визитом в Чехословакии, проинформировал специально отправленного для встречи с ним в Прагу Н.С Леонова, что по поручению кубинского руководства он направляется в Москву для выражения «признательности Никите С. Хрущеву от имени Фиделя Кастро за поддержку Кубы». Рауль просил о встрече с советским лидером. Он хотел, чтобы визит носил официальный характер. Он опасался, что недруги на Кубе обвинят его в тайном визите в Москву. Это подорвало бы доверие к нему и революционеров, и консерваторов в Движении 26 июля. Хотя влияние последних значительно снизилось, все же они могли доставить некоторые неприятности. С другой стороны, не все революционеры были настроены промосковски. В частности, сторонники Че Гевары считали Москву слишком робкой в вопросах поддержки мировой революции{43}.