Адское Воинство
Шрифт:
Адамберг сел по-турецки на траву рядом с капитаном. Эмери, уставясь в небо, старался выглядеть несгибаемым бойцом, попавшим в плен к неприятелю.
— Эйлау, — сказал Адамберг, — одна из славных побед твоего предка, о которой ты так любишь поговорить. Ты помнишь все ее этапы наизусть, рассказываешь о ней всем, кто готов и кто не готов тебя слушать. Именно это слово первым произнесла Лео. Конечно, это было «Эйлау», а никакое не «хэллоу». «Эйлау, Лод, сахар». Она хотела указать на тебя.
— Адамберг, — глухо произнес Эмери, — ты совершаешь самую большую ошибку в твоей
— Нас трое, и мы все видели, как ты пытался сбросить Иппо в колодец.
— Потому что он убийца, потому что он дьявол. Я всегда тебе это говорил. Он угрожал мне, я был вынужден защищаться.
— Он не угрожал, только сказал, что он знает, убийца — это ты.
— Неправда.
— Правда, Эмери. Это я объяснил ему, как он должен себя вести. Сообщить тебе, что он нашел тело в колодце, и попросить тебя приехать. Ты забеспокоился. Что это за встреча на ночь глядя? Что это за история с трупом в колодце? И ты пришел.
— Ну и что? Если там был труп, я обязан был приехать хоть днем, хоть ночью.
— Но трупа не было. Был только Иппо, который назвал тебя убийцей.
— Где доказательства? — спросил Эмери.
— Здесь ты прав. С самого начала ты постарался все подчистить. Никаких улик, никаких доказательств. Эрбье, Глайе, Лео, Мортамбо, Данглар, Вальрэ. Шестеро пострадавших, четверо убитых — и ни единой зацепки. Редко бывает, чтобы убийца исчезал, как призрак. Или как легавый. Ведь кто лучше легавого сумеет замести следы? Ты отвечал за экспертизу, ты докладывал мне о ее результатах. Результаты каждый раз были нулевые: ни одного отпечатка, ни одной улики.
— У тебя нет улик, Адамберг.
— Да, ты подчистил все. Но забыл про сахар.
Блерио поставил машину у голубятни и побежал к ним, освещая дорогу фонариком. Его толстый живот колыхался. Когда Блерио увидел, что его начальник связан и лежит на земле, то метнул на Адамберга испуганный и негодующий взгляд. Он не знал, надо ли что-то сделать, что-то сказать, и уже не понимал, кто ему друг, а кто враг.
— Бригадир, избавьте меня от этих идиотов, — скомандовал Эмери. — Иппо назначил мне здесь встречу, сказав, что якобы видел труп в колодце, он угрожал мне, и я был вынужден защищаться.
— И в порядке самозащиты попытался спихнуть меня в колодец, — сказал Иппо.
— Потому что у меня не было с собой оружия, — оправдывался Эмери. — Я потом вызвал бы людей, чтобы вытащить тебя оттуда. Хотя демонам вроде тебя положена именно такая смерть. Они должны вернуться в земные глубины.
Блерио смотрел то на Эмери, то на Адамберга, не зная, чью сторону принять.
— Бригадир, — подняв голову, сказал Адамберг, — вы пьете несладкий кофе. Значит, сахар, который вы постоянно носите с собой, предназначен не для вас, а для капитана?
— Он у меня всегда с собой, — негромко и сухо ответил Блерио.
— Чтобы вы могли дать его капитану во время приступа? Когда у него станут подгибаться ноги, когда он сильно вспотеет, начнет дрожать?
— Я не имею права говорить об этом.
— Почему вы таскаете эти запасы при себе? Потому что сахар оттягивает ему карманы? Потому что
— И то и другое, комиссар. Но я не имею права об этом говорить.
— Кусочки сахара должны быть в обертке?
— Из соображений гигиены, комиссар. Они иногда неделями лежат у меня в кармане, прежде чем он до них дотронется.
— Ваши обертки из-под сахара, Блерио, точно такие же, как те, что я подобрал на Бонвальской дороге, у поваленного дерева. Именно там у Эмери случился приступ. Он уселся на ствол дерева и съел шесть кусков сахара. И оставил на земле шесть оберток, которые потом увидела Лео. После убийства Эрбье. А десятью днями раньше их там не было. Лео знает все, она умеет связывать воедино мельчайшие детали, это закон крыльев бабочки, Лео знает, что Эмери иногда нужно съесть подряд несколько кусочков сахара, чтобы восстановить силы. Но что делал Эмери на Бонвальской дороге? Она задала ему этот вопрос. И он ответил: пришел и разбил ей голову.
— Этого не может быть. Капитан никогда не носит сахар с собой. Он всегда берет его у меня.
— Но в тот вечер, Блерио, он пошел в часовню один и взял с собой сахар. Он знает, что болен. Слишком сильное волнение, большой расход энергии могут вызвать у него приступ гипогликемии. Он боялся, что потеряет сознание после убийства Эрбье, и хотел это предотвратить. Как он разрывает обертку? По сторонам? Посредине? А потом? Скатывает ее в шарик? Сминает в комочек? Оставляет как есть? Или складывает? Ведь каждый поступает с бумажными обертками по-своему. Вот вы, например, скатываете обертку в маленький, очень плотный шарик и кладете в передний карман.
— Чтобы не мусорить.
— А он?
— Он вскрывает обертку посредине и отворачивает три уголка.
— А потом?
— Оставляет как есть.
— Верно, Блерио. И Лео, конечно, это знала. Я не прошу вас арестовать вашего капитана. Мы с Вейренком посадим его на заднее сиденье, а вы сядете за руль. Все, что я вас попрошу сделать, — это отвезти нас в жандармерию.
LIII
В кабинете для допросов ордебекской жандармерии Адамберг снял с Эмери веревку и наручники. Он известил о случившемся майора Бурлана, возглавлявшего жандармерию в Лизьё. А Блерио отправил в погреб дома Лео за спрятанными обертками из-под сахара.
— Зря вы сняли с него наручники, — стараясь говорить как можно более ровным голосом, заметила Ретанкур. — Вспомните о бегстве Мо. Стоит допустить малейшую неосмотрительность — и задержанный ударяется в бега.
Адамберг поглядел ей в глаза и увидел в них откровенный иронический вызов. Как и Данглар, Виолетта прекрасно поняла, что произошло с Мо, но решила молчать об этом. Хотя наверняка не одобряла план Адамберга, рискованный и с непредсказуемым результатом.
— Но ведь на этот раз здесь вы, Ретанкур, — с улыбкой ответил Адамберг. — Поэтому нам ничего не грозит. Мы ждем Бурлана, — сказал он, поворачиваясь к Эмери. — Я не правомочен допрашивать тебя в жандармерии, где ты еще числишься офицером. Но перестал быть начальником. Бурлан будет расследовать твое дело в Лизьё.