Adult movie. Между любовью и похотью
Шрифт:
Лили даже увлеклась гимнастикой, и начала развивать гибкость только для того, чтобы научиться с лёгкостью принимать удобные позы, способствующие максимальному проникновению руки внутрь. Она никогда не отращивала ногти, из-за чего над ней смеялись одноклассницы, решив, что она ничего не понимает в том как нужно привлекать парней. А зачем ей нужны были ногти? Они только мешали. И погружаясь в мягкую и влажную пучину своей любимой игрушки, её нежные пальчики ласково исследовали пространство, приносящее ей столько наслаждения. Для Лили не существовало других форм мастурбации, кроме той, которую она для себя придумала, а может быть она о других не знала, поэтому и не пробовала. Но ей вполне хватало того, что она изобрела для ублажения собственной
Её первый мужчина сначала ничего не понял, думал даже прерваться, но потом был очарован, когда его член провалившийся в бездонную пропасть возбуждённой вагины, оказался словно в безвоздушном пространстве. Лили так мастерски работала, натренированными за годы почти ежедневных упражнений, мышцами, что несчастный сумел продержаться не больше минуты. Потом он, сидя на корточках, с любопытством разглядывал эту красоту, восторженно прикасаясь к краям возбуждённого кратера, и даже робко попробовал погрузить туда свои пальцы. Лили расслабилась, слегка подалась вперёд, и его ладонь без труда проскользнула внутрь. Выдели бы вы его глаза! Он стонал от нахлынувшего наслаждения, член вообще забыл, что несколько секунд назад кончил, и презирая законы природы, снова напрягся, готовый ещё раз ощутить ни с чем несравнимый восторг.
Эту сексуальную особенность, в первую же ночь, проведённую с Лили, испытал на себе и Иштван. Его весьма скромное достоинство болталось внутри, как язык колокола, но как только створки на мгновение сомкнулись, он понял всю прелесть такого, почти бесконтактного, соития. И сравнить это было не с чем. Раздумывая над разработкой сцен будущего фильма, он решил сделать акцент именно на этом.
Иштван позвонил Лили после полуночи, даже не надеясь на то, что она не спит. И удивился, когда услышал в трубке её бодрый голосок.
– Поросёночек, приезжай, а то я тут устала от примерок, запуталась. Мне нужен совет… И немного сексика…
Как тут не приехать. Меньше чем через полчаса Иштван уже сидел на диване и руководил показом отобранных моделей.
– Нет, ну что ты навыбирала. Ты будешь в этом выглядеть как проститутка.
– Смешно, – ехидно ответила Лили, отбрасывая в сторону платье. – Мы что собираемся снимать? Порно или сладенькую мелодраму?
– Ну нельзя же так, прямо в лоб, – возмутился Иштван, – если порно, так что, сразу нужно вырядится, как блядь какая-то. Мы же просто снимаем продолжение жизни, скрытое от глаз.
– Ну хорошо, а как тебе это белье? – Лили распахнула розовый пеньюар и покрутилась из стороны в сторону. – Тебе это тоже не нравится?
– Ну почему.., – чуть ли не пуская слюни произнёс Иштван, – очень даже ничего…
– А хочешь взглянуть по-ближе? Оцени какие кружева, – она лёгким движением сняла трусики и швырнула их прямо ему в лицо.
За это мгновение он успел ощутить запах страсти, которым её трусики уже успели пропитаться. Он обожал этот аромат, такой себе предвестник наслаждения.
– Пощекочи меня своими усищами, – прошептала она, и широко раздвинув ножки, улеглась на диван, – я так устала сегодня ласкать себя, что хочется чужой ласки. И не выключай свет. Я хочу всё видеть…
Иштван опустился пред Лили на колени, и проведя руками по внутренней поверхности её бёдер, приблизился губами к уже раскрывшейся на всю свою ширину вагине, невообразимую красоту, которой невозможно было описать никакими словами. Его усы сплелись с её кудрявыми волосинками, а язык погрузился в бездонную пучину, источающую жар. Иштван до сих пор не мог поверить в искренность чувств Лили. Почему она отдавалась ему? О чем думала во время секса и что заставило её, восхитительную и знающую себе цену девушку, позариться на некрасивого толстяка? Вряд ли это любовь. И уж точно не страсть. Хотя какая разница. Пока путь открыт, нужно им пользоваться. И тревожные мысли отошли на второй план, уступив место восторгу обладания.
Лили уже перестала считать количество сегодняшних оргазмов. Оно давно перевалило
– Всё, пупсик, на сегодня хватит, – расслабленно произнесла она, – я устала.
–А как же я? – взмолился Иштван.
– Пойди подрочи, пока стоит. Хотя нет, дрочи прямо здесь… Можешь даже кончить на меня…
Он хотел возмутиться, в глубине души, конечно, обидеться или даже вмазать ей по морде за эти слова, но в итоге покорно стянул брюки, и не успев как следует приложить руку с своему отвердевшему члену, кончил, залив спермой подрагивающий животик Лили.
– Вот и молодец… – всё так же томно произнесла она и размазала ещё тёплую жидкость по телу. – Сделал девушке приятно…
Глава 8
Первые два дня майор Тимофеев беспробудно пил. Пустая квартира пугала его своей тишиной. После каждой опрокинутой рюмки, он бросал взгляд на дверь, ожидая, что она сейчас распахнётся, и дом наполнится привычными звуками, на кухне запахнет жаренной картошкой, а из детской будет снова доноситься звенящий смех дочери. Количество выпитых рюмок росло, но дверь всё равно оставалась запертой. Как же она откроет её? Вдруг сквозь алкогольную дурь прорвалась в голову майора Тимофеева здравая мысль. Ключи то вот они, на столе лежат, рядом с обручальным кольцом. Посчитав этот факт самым большим препятствием, он схватил ключи и ринулся открывать дверь, надеясь, что Софа с Викусей стоят в подъезде, не зная, как войти. Он долго не мог попасть в замочную скважину, руки задрожали ещё сильнее, когда снаружи раздался приглушённый стук каблуков, наконец справился, повернул ключ и распахнул дверь… Мимо прошла соседка с верхнего этажа. Он посмотрел по сторонам, заглянул за дверь, перегнулся через перила – никого. Стена, окрашенная мерзкой зелёной краской, обжигала холодом спину, но Павел не чувствовал этого, он сидел на корточках и беззвучно плакал.
Ему всегда не везло с любовью, с самого детства. Вернее, с его стороны любви было хоть отбавляй, а вот любить его девушки не особо торопились. Может быть поэтому он выбрал военное училище, начитался романтических историй о том, как дамы млеют в присутствии офицеров и пошёл учиться галантности. Но мечты, как говорится, разбились о повседневный быт, где казарменная толерантность и курсантская дружба это такая же выдуманная химера, как и человеческая верность. В первую же ночь, после прибытия к месту обучения, Павлик был избит и изнасилован старшекурсниками, посчитавшими его слишком откормленным и ухоженным, пирожками, мол, домашними ещё срёт. Нет, его не ставили раком и не разрывали жопу пересохшими членами, его заставили сосать. И это было ещё унизительней, чем изнасилование по тихому, где-нибудь в укромном месте. Четверо одногодок, которые уже прошли аналогичное посвящение, держали его ноги и руки, а «деды», со спущенными кальсонами выстроившись в очередь, теребили свои измождённые постоянным онанизмом члены, ожидая своего маленького праздника. Когда же очередь подходила, они тыкали ими в Пашкины пересохшие губы, и если он не открывал рот, то от стоящего рядом получал пряжкой в почкам.
Истязание продолжалось почти всю ночь. Лицо и грудь были залиты вонючей спермой, та что засохла больно стягивала кожу, веки слипались и горели огнём, в животе бурлило от неимоверного количества проглоченной гадости. Павел ничего не ощущал, он уже даже не плакал, слезы кончились, он покорно открывал рот и терпел. Плевать запрещалось, он должен был обязательно глотать, в этом таилась какая-то иезуитская необходимость, в случае неповиновения следовал удар в пах.
Первая мысль, которая пришла в голову, когда всё закончилось – повесится. Он не понимал, как дальше жить с этим позором.