Адвокат Империи 2
Шрифт:
— Думаю, если дело дойдёт до суда, то она будет вас волновать, — не стал я тушеваться. — На записях из ресторана хорошо видно, как он первым набросился на меня. И вы это знаете. Именно по этой причине я сейчас стою здесь, перед вами, а не сижу в камере.
Вот именно тут, в этом самом моменте, я мог проявить… нет, не силу. Скорее, некоторую уверенность в своих словах. Законы Российской Империи в этом плане не имели двусмысленности. Преступление являлось преступлением вне зависимости от того, кто его совершил. Аристократы подсудны точно так же,
Это официальная позиция государства. Но, как это часто бывает, связи и деньги решали многое. Даже там, где, по идее, все должны были быть равны. Именно связи, влияние и значительные средства делали некоторых людей равнее, чем другие. Понятное дело, если бы я первый напал на этого засранца… что, в общем-то, и произошло, мне был бы полный и бесповоротный абзац. Но с учётом всех обстоятельств имелись хорошие такие шансы, что закон встанет на мою сторону. Другое дело, что с большой долей вероятности беспокоиться мне стоило не только о проблемах с законом.
И стоящий предо мной барон подтвердил мои мысли.
— Пока, — скрипуче уточнил Волков. — Пока не сидите, молодой человек. И я на вашем месте в последнюю очередь переживал бы о том, что вы можете оказаться в камере.
— Звучит как угроза.
— Звучит как констатация факта, — резко произнёс Волков. — Если бы я хотел, то раздавил бы вас в тот же день, когда узнал о случившемся. Хотите знать, как дальше будут разворачиваться события, Александр?
— Не откажусь, ваше благородие.
Волков вздохнул и поджал губы. Вообще у меня складывалось впечатление, что весь этот разговор был ему нужен, как телеге пятое колесо. Словно он занимался совсем не тем, чем хотел. И меньше всего сейчас он хотел стоять тут и вести беседы с каким-то простолюдином. Это видно по его лицу. Сам факт того, что он тратит на это время, раздражал его.
Честно говоря, странно. Учитывая то, что мне рассказала Марина, я ожидал увидеть как минимум злого и жестокого старика, держащего в руке молоток и видящего в окружающих проблемах исключительно гвозди.
А что вы делаете с гвоздями? Правильно. Вы их забиваете.
Здесь же у меня стойкое ощущение, что его раздражает сам факт возникновения появившейся проблемы.
— В моём положении, молодой человек, репутация очень важна, — проговорил Волков, опираясь на свою трость. — Она как щит. Малейшая грязь может вызвать коррозию и ржавчину. Испортить металл. И, соответственно, сделать тебя уязвимым. Поэтому я должен следить за репутацией. Положение обязывает. Завтра при свидетелях вы принесёте официальные извинения моему сыну за то, что напали на него. Вы будете сожалеть и раскаиваться в том, что сделали. Возможно, даже будете готовы компенсировать нанесённый ему ущерб. Сумма меня не волнует. Главное — намерение. Но ваши извинения должны звучать максимально искренне. Так, чтобы я в них поверил. Хоть на колени встаньте и слёзно умоляйте, если вам так будет удобнее. Мне плевать. После этого Даниил, несмотря на нанесенный ему вред, проявит великодушие и простит вас, как и подобает высокородному аристократу. На этом конфликт для обеих сторон будет исчерпан.
— Нет.
Волков удивился. А чего он ждал? Что я по первому же требованию упаду на колени и буду расшаркиваться перед этим уродом? Старик совсем спятил? Или он не понимает, что одним этим я просто убью в себе любые амбиции? Встать на колени?
Да даже той проклятой ночью, стоя на крыше здания под проливным дождём и глядя в направленный мне в лицо ствол пистолета, я не стал унижаться и просить о милосердии! И дело даже не в понимании бесполезности подобных действий.
Я могу ошибаться!
Могу не подумать и сделать глупость!
Но точно не стану унижать собственное достоинство!
— Мне послышалось или вы сейчас отказались?
— Нет, ваше благородие, — не снижая твёрдости голоса проговорил я. — Вам не послышалось. Я не стану унижаться и просить прощения за то, что ваш сын самовлюблённый мудак. Он оскорбил мою женщину. Затем попытался напасть на меня. И получил то, что заслуживал. И я не стану просить прощения за то, что сделал. Потому что, окажись я опять в той же ситуации, поступил бы точно так же и снова разбил вашему сыну лицо.
На лице Волкова появилась то ли усмешка, то ли презрительная улыбка. Он покачал головой.
— Присущая молодости наглость — хорошая черта. Но она может быть опасна, если не знать, кому можно дерзить, а кому нельзя, молодой человек. Я ещё раз спрошу, вы отказываетесь от моих условий?
— Повторяться я не стану.
— Жаль. Можно было бы избежать лишних сложностей. Что же, значит, мы будем решать эту проблему по-другому, — вздохнул Волков с таким видом, словно только что сделал рутинную запись в своём ежедневнике.
— Это как же?
— Так, как вам вряд ли понравится, — вздохнул он. — Свободны. Можете идти. Мои люди отвезут вас, куда скажете.
И махнул мне рукой, уходи, мол, мы закончили.
Повернулся и пошёл к выходу с террасы. Мысль, которая не давала мне покоя весь разговор, наконец оформилась во что-то более или менее конкретное.
Так себе разговор вышел, конечно. Зато я понял одну вещь. Его сын — идиот. Создал отцу проблемы, и теперь приходится их разруливать. А ему этим заниматься вот совсем не с руки. Отсюда и предложение принести эти позорные извинения.
Но я этого делать не буду. Волков правильно сказал: за репутацией нужно следить. Это верно. И жертвовать своей и губить ее подобным унижением ему в угоду я не стану.
Охранники встретили меня у выхода с балкона и проводили к лифту.
И вот тут случилось любопытное. Двери открылись раньше, чем мы к ним подошли.
— Эй, Илюха! Неужто старый опять гоняет вас поздним вечером? — воскликнул вышедший из лифта мужчина, а затем заметил меня. — О, а чё за пацан?
— Добрый вечер, ваше сиятельство, — поприветствовали его оба мои провожатых. — Это гость его благородия. Он уже уходит.