Шрифт:
Пролог
— Доброе утро, Варвара Ильинична. Прогуляться идете? И то верно, погодка загляденье. — скороговоркой протараторила консьержка, выскакивая из будки, чтобы помочь мне спуститься с трёх ступенек на крыльце.
Я бы и сама справилась, но зачем мешать человеку выказывать заботу. Обеспокоенность Ларисы моим благополучием объяснялось просто — в каждый свой заезд внучки по очереди одаривали ее то импортными духами, то дорогими конфетами, то еще чем полезным и приятным. Она, в свою очередь, присматривала за мной.
Все-таки одинокая
Весеннее солнце неприятно ударило по чувствительным глазам. Они немедленно заслезились, пришлось прищуриться и пониже натянуть шляпку с полями.
Да, я модная пенсионерка. Из тех, которых провожают на улице улыбками и просят сфотографировать. Сумочка, пальто, шляпка, полусапожки не только удобные, но и красивые, на небольшом каблучке — на плоской подошве начинает тянуть ахиллесово сухожилие, проверено. Волосы уложены в сложный узел. Ничего, что половина из него шиньон, по цвету не отличить. Легкий макияж маскирует пятна на увядшей коже.
Все-таки даже в старости хочется чувствовать себя женщиной.
Далеко от дома я не ушла.
Раньше я запросто обходила весь огромный парк, разбитый еще в начале прошлого века. Теперь сил хватало только дойти до скамеечек на его окраине. Не хотелось уходить глубоко в посадки — во-первых, там иногда шастали подозрительные личности, а голова у меня одна, и та хрупкая от старости, а во-вторых, если прихватит какой приступ — из парковых далей на помощь не дозовешься.
Я элегантно поддёрнула просторные брюки и присела на лавочку с видом на дорогу. За мчащимися по трассе машинами было видно двухэтажное серо-бежевое здание. Оно, как ни странно, до сих пор вмещало в себя детский сад. Даже детская игровая площадка, на которой играли сначала дочери, потом старшая внучка, не сильно изменилась. Вместо металлических качелей поставили нечто гамакоподобное, да покрытие проложили — из тех, на которое лучше не падать, хуже, чем об асфальт обдерешься.
Жизнь пролетела незаметно. То ты работающая мать-одиночка, потом бабушка, на которую скинули мешающую делать карьеру внучку, и вдруг ты уже зажившаяся пенсионерка, до которой никому нет дела. У внучек давно своя жизнь, правнучки обе заграницей — одна учится в Англии, другая замуж выскочила за француза. Тем более, им не до одинокой старушки. Хорошо, хоть деньги присылают, а то на пенсию не разгуляешься. Да и зятья заезжают по очереди. Продукты завозят, что потяжелее, вроде молока и консервов, и проверяют заодно, жива ли еще.
Не освободилась ли квартира.
Что-то меня сегодня потянуло на ностальгию.
Я потёрла ноющий висок. То ли на погоду, то ли мигрень начинается.
Кстати о головной боли, вспомнился муж. Десять лет назад я заехала на его похороны. Постояла неподалёку, выслушала много хвалебных речей от сослуживцев и семьи. Второй семьи. Их старший сын родился почти одновременно с нашей младшей дочерью.
О существовании любовницы я узнала случайно. Муж уехал вроде как в командировку, а на следующий день ему позвонили с работы и попросили выйти сверхурочно. Выяснилось, что никакой командировки нет, и не было уже полгода. Все его ежемесячные отлучки тут же выстроились в совершенно иную картину.
Классика, скажете вы.
Ну так классики берут сюжеты из жизни.
Замуж я больше не вышла. Растила дочерей, преподавала в институте, сил к вечеру оставалось только упасть и уснуть. Случились, конечно, пара-тройка быстротечных романов, и не один курортный — женщина я все же здоровая, и довольно долго еще и молодая, так что физиология своего требовала — но в серьёзные отношения увлечения так и не перешли. И обжечься боялась снова, и не нашла, наверное, того самого, единственного.
Боль в виске усилилась, лавой растекаясь от уха к глазу. Я попыталась поднять руку, чтобы помассировать над бровью, и не смогла.
Вскинула полные ужаса глаза на проходящую мимо парочку.
— Мне плохо! — хотела выкрикнуть я, но получился невнятный хрип. Меня поняли и без слов. Парень подскочил, укладывая меня головой на скамейку, девушка заглянула в мое запрокинутое лицо.
— Женщина, вам плохо? Скорую? — я прикрыла согласно глаза, сил говорить не было. Вся воля уходила на то, чтобы сделать очередной вдох.
Хоть я и была готова к смерти — в восемьдесят девять как-то уже свыкаешься с мыслью о бренности сущего — боль оказалась неприятной неожиданностью. Я-то надеялась уйти тихо и незаметно, во сне. А тут и голову сдавило, как щипцами, и дышать тяжело, на грудь будто уже могильную плиту положили. Внутри головы что-то горячо пульсировало, мешая думать связно.
По небу неспешно плыли облака, то прикрывая солнце, то снова разбегаясь. Перед глазами скакали мушки и точки, даже если я их закрывала. Время практически остановилось, разделившись на вдохи и выдохи.
Скорая приехала на удивление быстро. Может, просто рядом оказались.
Двое молодых людей в белых халатах оттеснили от меня помогавшую мне парочку. Один деловито проверил пульс, заглянул в глаза, проверяя зрачки. Другой стащил рукав пальто, споро натянул манжету измерителя давления.
— Сто тридцать на восемьдесят. Бабуль, да вы космонавт. — Хохотнул первый, глянув на показатели. — Как зовут?
Я попыталась представиться, но язык не слушался.
Фельдшер помрачнел, кивнул коллеге, который быстро сбегал за каталкой. Меня перегрузили с лавочки на раз-два — вес у меня птичий, сложно не справиться.
Противно заскрипели колёса каталки, характерно хлопнули закрывающиеся дверцы скорой. Завыла сирена.
— Женщина около девяноста, подозреваю инсульт. — скороговоркой отчитался медик по рации.
Все это я фиксировала, не особо уже понимая происходящее.
Последней осознанной мыслью, метавшейся в угасающем сознании, была:
— Только не паралич. Хочу уйти быстро…
1
Страшно чесался нос.
Я подняла непослушную, тяжелую со сна руку и с наслаждением почесалась, тут же мысленно ойкнув. На самом кончике, как оказалось, зрел здоровенный подкожный нарыв, и он радостно откликнулся дергающей, ноющей болью на неосторожное прикосновение.