Адвокат из Голливуда
Шрифт:
– Вполне.
– А как я смогу узнать вас?
– А я… я буду с красной дамской сумочкой.
– Договорились.
– Тогда до встречи.
Я отключила телефон и только после этого сообразила, что для того, чтобы появиться на встрече с красной дамской сумочкой, мне нужно будет сначала заехать домой. Видимо, инстинктивно отреагировав на слово «красный», я назвала именно этот предмет. Для того чтобы заехать за ней, мне придется сделать порядочный крюк, не говоря уже о том, что это займет время.
Взглянув на часы, я надавила
Разумеется, ни один светофор из тех, что предстояло мне проехать, не был зеленым. Мало того, что каждый из них, стоило мне приблизиться, приветливо загорался красным светом, как бы говоря: «Любишь красненькое – получай», – но в довершение этого безобразия у каждого светофора впереди меня выстраивалась целая колонна машин.
«Только не пробка, только не пробка…» – мысленно повторяла я, как заклинание, нажимая изо всех сил то на газ, то на тормоз.
Наконец я подъехала к своему подъезду.
Быстро поднялась на седьмой этаж (лифт, разумеется не работал, и мне пришлось идти пешком), ворвалась в свою квартиру и ринулась в кладовку, где бережно сохранялась красная дамская сумочка, которую я никуда не брала с собой. Моментально создав в кладовке полный хаос, я извлекла сумочку на свет и, убедившись, что нигде не заметны следы плесени и углы не попорчены мышами, решила, что использовать ее в качестве опознавательного знака еще можно.
Спустившись по лестнице и запрыгнув в машину, я помчалась в городской парк.
У кассы, где продавались билеты на колесо обозрения, стоял высокий молодой человек в красной бейсболке и лениво осматривался по сторонам. С красной сумочкой в руке я двинулась к приятелю Андрея.
– Вы, наверное, Игорь?
– Наверное. А вы…
– Татьяна Иванова, частный детектив.
– Очень приятно.
– Здесь есть какой-нибудь тихий уголок, где мы могли бы спокойно поговорить?
– Можно прокатиться на колесе. Там уж точно никто не помешает.
Мысль мне понравилась. Приятно будет вспомнить детство, а то я уже и забыла, когда в последний раз смотрела на мир из колеса обозрения.
Игорь купил два билета. Хотя я и делала какие-то неуклюжие попытки расплатиться, но, заметив несколько недоумевающий взгляд моего нового знакомого, поняла всю неуместность подобных действий.
Мы разместились в одной из кабинок, и я приступила. Не надеясь, что друг Андрея сможет дать мне какие-то ценные сведения непосредственно по делу, я рассчитывала, что разговор с ним поможет мне яснее представить себе психологию и характер моего клиента и, возможно, прольет свет на некоторые обстоятельства его личной жизни. Нежелание Андрея откровенно рассказывать о своих делах создавало много проблем в расследовании, не говоря уже о том, что вызывало сомнения в его непричастности к делу.
– Вы близкий друг Андрея, что вы можете сказать о нем? Что это за человек?
– Что
– Что вы думаете о его причастности к преступлению?
– Полная чушь.
– То есть вы не верите, что это он убил?
– Разумеется, нет.
– А улики?
– Ну что там за улики… сфабриковали или подбросили.
– Сфабриковали… Но если так, то это означает, что у Андрея имелись какие-то недоброжелатели, которым было бы выгодно или просто приятно подставить его. Вы знаете таких?
– Недоброжелатели? Да нет, не сказал бы… Хотя, конечно, богатые родители, многие завидовали, но чтобы до такой степени… не знаю. Да и потом, он сам никогда не выпендривался насчет этого своего богатства, а наоборот, всегда говорил, что это, мол, родители сумели разбогатеть, так, мол, это им и принадлежит, а я сам свои деньги буду зарабатывать. Типа – сам смогу разбогатеть, значит – мое, а не смогу – значит, не смогу, и так проживу, а на чьей-то шее сидеть – это, мол, не для меня. Вообще он в таких вопросах, что называется, щепетильный.
– А другие как относились к этой его щепетильности?
– Говорили – дурак. Но ему это – до лампочки. Он ведь у нас самостоятельный, у него своя голова на плечах. Вот и доигрался… самостоятельный…
В выражении лица моего собеседника появилась не просто досада, а, как мне показалось, даже некоторая злость.
– А улики могли сфабриковать не обязательно недоброжелатели, – продолжил Игорь после небольшой паузы, во время которой он закурил сигарету. – Понадобилось кому-то стрелки перевести – вот вам и пожалуйста.
– Но ведь для того, чтобы подкинуть такие улики, необходимо было проникнуть к нему домой…
– Ой! Вот уж насмешили! И слово-то какое – проникнуть. Да вы были в этой квартире-то его? Там ведь даже решеток на окнах нет. Еще если бы он жил там постоянно… А то – неделю сидит, даже на улицу не вылазит, а неделю и вообще не заходит. Там у него аппаратура очень дорогая, а ему и горя мало. Да я сам ему сколько раз говорил: хоть бы дверь нормальную поставил – все без толку. «Как-нибудь надо заняться» – вот и весь ответ.
Я тоже припомнила, что сегодня утром, когда звонила в квартиру на Соборной, дверь показалась довольно хлипкой.
– Известие о том, что Андрей попал в тюрьму, было для вас неожиданным?
– Да, очень.
– Насколько я поняла, следствие рассматривает два мотива: давняя ссора и ревность. Относительно первого: у них с потерпевшим действительно был конфликт?
– Был, но вы правильно заметили, что ссора давняя. Андрюха, наверное, и забыл про нее…
– Он ничего не говорит об этой ссоре, а это, возможно, помогло бы делу. Вообще ваш друг не очень разговорчив… хотя сообщить как можно больше подробностей – в его интересах… Разумеется, если он не совершал преступления.