Адвокат мертвых
Шрифт:
Снова мягкий бриз, и тишина. Мягкая, уютная. Скрипела дверь, ведущая теперь в обычные катакомбы.
— Девять. Десять, — досчитал Кирилл до конца и открыл глаза.
Он был один, сидел на лавочке около разваленной крепости. На дороге, ведущей к катакомбам стоял его джип, от которого махали руками смеющаяся Лэйла и плачущая Женька.
Кирилл усмехнулся и встал. Налетевшие на него две живые торпеды, чуть не сбили, закрутили, затормошили.
— Всё, всё дома, — растрепал он волосы одновременно и Женьке, и Лэйле. — Карета подана, так что по коням!
Спорить никто не стал.
Кирилл уже садился в машину, когда в проёме, ведущем в катакомбы, кто-то появился. Что-то белое взметнулось в воздух. И…
Щеке стало мокро, налетевший ветер тут же слизнул солёную дорожку, и когда мужчина снова поднял голову — около крепости никого не было.
Да и был ли кто-то?
… Джип ехал по сонному городу. На заднем сидении спала Женька, спала Лэйла. Кирилл смотрел на дорогу, думая о том, когда и в каком виде на этот раз явится Адвокат мёртвых. В сумочке у него были драгоценные камни чужой памяти и души. Его собственная память валялась где-то в замке, рядом с другими камнями, олицетворяющими чужую душу, память, чужую человечность.
Около входа в катакомбы, сжавшись, чтобы стало хоть немного теплее, кто-то горько и отчаянно выл…
Часть III. Девочка из прошлого
Глава 21. Драгоценные камни
Есть вещи, которые невозможно перевести в сравнительные единицы. Они не имеют веса, их нельзя померить метражом или перевести в литры, нельзя сказать, сколько они занимают кубометров объема или хотя бы насколько они ценны.
Вещи, не имеющие материального воплощения, которые невозможно передать другому и невозможно солгать себе об их наличии.
Это то, от чего может быть больно до крика; это то, от чего на губах влюбленных сама собой расползается дурацкая счастливая улыбка от уха до уха; это то, от чего по ночам кричат и просыпаются от кошмаров.
Это то, от чего невозможно избавиться, ибо они едкие и въедливые.
Это то, что нельзя купить и нельзя вернуть, если они пропадают.
Это воспоминания.
Каждое из них живёт в сердце человека. Какому-то воспоминанию отмерен совсем коротенький срок — пара дней, недель, месяцев — не больше. Бытовые моменты, случайные касания, мимолётные улыбки — это откладывается в душе, а потом постепенно тает, не оставляя после себя ничего.
Каким-то воспоминаниям отмечен долгий срок. Горькие, как осина, сладкие, как мёд — они живут в сердце годами, прорастая в каждую его клетку. Первая любовь, первый поцелуй, свадьба, рождение ребёнка, свои дни рождения, смерть — воспоминания могут быть разными.
Но объединяет любое из них одно — человеку они не подвластны.
Это микровселенная в его душе, о которой мы можем сказать только то, что она есть. И ничего с ней сделать невозможно. Мы не знаем, какие силы на неё воздействуют, разве что, кроме времени. Время лечит, время залечивает любые раны и стирает воспоминания. Возможно, когда они исчезают из памяти, они остаются где-то в душе — галькой с острыми краями, потухшими драгоценностями, из которых исчезли живительные искры, тишиной, которая не отзывается на крик.
Но Кириллу никогда бы и в голову не пришло, что воспоминания действительно могут быть драгоценными камнями. В самом что ни на есть физическом выражении.
Сейчас эти камни лежали огромной грудой перед ним, и он, сидя на ковре, смотрел на них и не знал, что ему делать.
Лэйла сочувствующе посмотрела на груду драгоценных камней, которые ждали Кирилла уже дома, сообщила, что это не по её части тоже и предпочла сбежать. А он сидел, разделяя камни по цветам, по минералам, по крайней мере те, которые мог узнать. И уговаривал себя, что это необходимо. Что где-то среди этой груды есть его память. Что-то, без чего ему нельзя прожить…
Окно за спиной стукнуло, взмахнули мощные крылья, и на подоконнике появился огромный чёрный ворон.
— Вот скажи, — Кирилл повернул голову. — Я всё равно не могу понять, что вы… такое.
Ворон совсем по-человечески вздохнул, попрыгал и перелетел на плечо к мужчине, больно клюнул в ухо.
— Человек, ты слишком умный!
— Я тебе уже десятки раз говорил, что меня зовут Кирилл! Если уж я до сих пор живой, несмотря на то, что у меня отрицательный срок жизни, значит — хуже уже быть просто не может.
— Да, да, — ворон кивнул-кивнул и опять вздохнул. — Умный ты больно!
— Это плохо?
— Это неудобно. Работать с умниками. Они вечно что-то мутят, крутят. «Я то не рассказал, потому что это неважно». «Он не может быть врагом, потому что он мой друг!» Ненавижу умников.
— Слышно личное.
Каин усмехнулся.
— Кирилл, тебе самому то не тесно в твоей реальности?
— Когда было тесно, занимался эзотерикой. Потом научился жить в той реальности, что вокруг меня.
— Ну-ну. Умник.
— Каин, ты злишься.
— А значит я не прав? Так вы любите говорить это?
— Нет. Ты злишься, а значит что-то случилось или что-то не получается, — Кирилл, оставив камни в покое, двинулся крадучись на кухню.
Впрочем, мог бы и не таиться — Женька спала так, что пушкой не разбудить. А Лэйла сидела за компьютером в гостиной, ожесточенно щелкая мышкой. Кажется, здесь и сейчас привидение в реальности отсутствовало с концами.
— Кофе будешь?
— Как ты предлагаешь его пить? — удивился ворон.