Адвокат под гипнозом
Шрифт:
– Мотив существует, но только у мачехи Кристины, – пояснила Елизавета. – А мачеха и доктор работали вместе, но потом всячески скрывали этот факт. Вне всяких сомнений, они как-то причастны к гибели профессора, а потом еще и к попытке самоубийства его дочери.
– Звучит, как сюжет детектива, – ухмыльнулся следователь. – Забавно, но совершенно неправдоподобно. Конечно, я допрошу вашего доктора, чтобы вы потом не говорили, что я нарушал права защиты. Мы ведь должны проверять разные версии, правда?
– Конечно. Вы увидите, что моя версия имеет право на существование,
– Ступайте, адвокат! – нетерпеливо махнул рукой Коротков. – Сам не понимаю, зачем теряю на вас свое драгоценное время?
Кристина восприняла новости стоически.
– Теперь мне кажется, я догадывалась об этом и раньше, – горько призналась она. – Как я могла быть настолько слепа? Я искала сообщника Ники, подозревая всех пациентов доктора Левицкого. Возле него самого всегда был некий круг неприкасаемости.
– Доктора сложно заподозрить, – успокаивала ее Дубровская. – Он кажется удивительно интеллигентным, мягким, неспособным на подлость. Самое главное, что позволяло ему держаться в стороне от подозрений, так это его кажущаяся незаинтересованность в деле. Как теперь выясняется, доктор Левицкий вовсе не был сторонним наблюдателем. Он даже требовал своей доли от наследства, которое получила Ника. Вспомни разговор по телефону.
– Точно! Значит, собеседником мачехи был именно он, – сказала Кристина. Прозрение было таким внезапным, что девушка даже попыталась сесть на кровати. Сделать это было нелегко: диковинный аппарат, фиксирующий конечности, держал ее крепко. – Но если он требовал с Ники деньги, причем в такой форме, что она не могла от него отвязаться, значит, он как-то связан с тем ночным происшествием на автомагистрали. Как вы думаете?
– Здесь два варианта, – подтвердила адвокат. – Либо доктор Левицкий – шантажист, которому стали известны какие-то темные делишки бывшей секретарши. Либо он – соучастник преступления, требующий свою долю. Лично мне кажется правдоподобным второй вариант. Несчастный случай с профессором – чья-то виртуозная затея, выполненная, по всей видимости, не в одиночку.
– Да, но как это им удалось? Они не оставили следствию ни единой зацепки!
– Каждое преступление оставляет следы. В этом я уже убеждалась не раз, – сказала Дубровская. – Скорее всего, мы пока просто не видим зацепок. Но они есть! Поверь, это так.
– Я всегда чувствовала, что отец стал жертвой преступного умысла, только не могла доказать. Теперь мы это исправим, верно?
Дубровская покачала головой. Ей тяжело было разочаровывать Кристину.
– Я не знаю, – мягко сказала она. – Сделать это невероятно сложно. Версия следствия правдоподобна и почти не вызывает вопросов. Наши догадки напоминают мне мыльный пузырь, невероятно красивый и непрочный. Попробуй шевельнись, позови зрителей, и он вмиг разлетится брызгами, оставив в руках пустоту.
Кристина тихонько рассмеялась. Адвокат удивленно посмотрела на нее.
– Я вспомнила Нику. Ее неистощимый запас анекдотов про психологов и психотерапевтов, – объяснила она. – Она выдавала себя, но мне это даже не приходило в голову.
Дубровская понимающе кивнула головой.
И тут раздался телефонный звонок…
Звук был таким чуждым для Кристины, что она даже вздрогнула. Несколько долгих дней, проведенных ею между жизнью и смертью, телефон молчал. Никто не звонил ей. Никому не было до нее никакого дела. Номер, определившийся на экране, был ей незнакомым.
– Алло! – сказала она хрипло. – Кто это? Агент?
Это был единственный пациент доктора Левицкого, которого Елизавете так и не удалось отыскать. Она сделала жест рукой и губами попросила девушку включить громкую связь.
Удивительно, но Агент почему-то был в курсе всех злоключений Кристины. Разумеется, источники информации он предпочел не разглашать. Но девушка и не настаивала. Непонятно почему, но она рада была слышать в трубке голос этого странного, нелюдимого человека. В противоположность излишней суетливости Супруга и жеманству Фиалки, он внушал ей доверие и даже некоторый трепет.
– Агент, миленький! – начала она, обращаясь к нему, как к другу, который давно не звонил. – Ты был прав, совершенно прав, заявляя, что моего отца убили. Теперь они едва не уничтожили меня. Дело плохо. Мне предъявили обвинение, а у моего адвоката нет доказательств…
Дубровская делала клиентке «страшные глаза», призывая ее проявить благоразумие, но Кристина решила выговориться, сообщая малознакомому мужчине все, что удалось узнать.
– Я так и думал, – сказал он, выслушав излияния девушки. – Вот, значит, от кого происходила утечка информации. Он следил за мной, этот сукин сын, он знал все мои передвижения, адреса, явки…
«О чем он говорит?» – недоумевала Дубровская.
– Он оказался хитрее, заманив меня своим психоанализом, групповой терапией и прочей дребеденью, которые, как я теперь понимаю, были всего лишь ловушкой для того, чтобы выведать информацию. Являясь на конспиративную квартиру, мне не раз, по косвенным уликам, удавалось узнать, что я обнаружен. Я менял адреса по три раза за неделю, но преследователи всегда выходили на мой след, хотя я соблюдал осторожность. Один раз меня едва не схватили в квартире. В другой раз решили отравить газом. Мне поджигали дверь, подсылали девиц, подкладывали взрывчатку…
У Дубровской голова шла кругом. Судя по озадаченному виду Кристины, у нее тоже.
– Конечно, я не лыком шит, и прежде чем записаться к нему на прием, постарался получить максимум информации о нем самом, и кое-что меня заинтересовало…
– Что же это? – переспросила девушка, надеясь направить его словесный поток в нужное русло.
– Он вылетел из университета на последнем курсе, несмотря на отличные отметки. В документах говорится что-то про «аморалку», но более подробную информацию мне довелось узнать от старенького лаборанта, проработавшего на кафедре психологии три десятка лет. Так вот, наш «психотерапевт» изнасиловал девушку, предварительно введя ее в состояние гипноза.