Адвокат
Шрифт:
А теперь удар ногой. Пока хватало терпения, я прикладывал к шишке лед, но иногда, просыпаясь среди ночи и ощупывая голову, пугался, что шишка растет.
И все-таки меня переполняло счастье: я уцелел после двухчасового пребывания в аду. Ближайшее будущее перестало внушать ужас, на какое-то время можно было забыть о копах, прячущихся в тени.
Обвинение в краже со взломом не очень располагало к веселью: максимальный срок наказания предусматривал десять лет тюрьмы. Но об этом будет время подумать.
В субботу утром я вышел
Мои друзья в «Дрейк энд Суини» всегда отличались умением планировать свои действия. На второй полосе я увидел собственную фотографию — из рекламного проспекта фирмы, изданного несколько лет назад. Негативы были только у них.
Заметка из четырех столбцов оказалась информативной: фирма поделилась с журналистом почти всем, что знала обо мне. Ни одного личного мнения не было. Поместили ее в газете с единственной целью — унизить меня. Заголовок аж кричал:
ГОРОДСКОЙ АДВОКАТ АРЕСТОВАН
ЗА КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ!
Далее следовало описание папки.
Но плевок, по сути, вышел жидким — кучка крючкотворов переругались из-за каких-то бумажек. Кому, кроме меня и моих знакомых, до этого дело? Слишком много вокруг происходит событий гораздо более сенсационных, чем мой проступок. А стыд я, пожалуй, перенесу. Без особых усилий я представил, как Артур с Рафтером в течение долгих часов уточняли план моего ареста, смаковали его последствия. Часы наверняка будут включены в счет, который фирма выставит «Ривер оукс», непосредственно заинтересованной в скорейшем возвращении компрометирующих документов.
Ах, какой скандал! Четыре колонки в субботнем выпуске!
Пончиков с фруктовой начинкой пакистанцы не готовили. Купив вместо них овсяного печенья, я поехал в контору.
Руби спала на крыльце, укрывшись старыми пледами, голова покоилась на огромной холщовой сумке, набитой пожитками. Кашлянув, я разбудил Руби.
— Почему ты спишь здесь?
— Должна же я где-то спать. — Она уставилась на пакет с печеньем.
— А я думал, ты спишь в машине.
— Так оно и есть. Почти всегда.
Спрашивать бездомного, почему он спит здесь, а не там, без толку. Кроме того, Руби голодна. Я отпер дверь, зажег свет и пошел варить кофе. По сложившейся традиции, Руби уселась за столом в большой комнате, похоже, привыкла считать его своим.
Мы пили кофе, грызли печенье и читали газету: одну статью я выбирал для себя, другую — для Руби. Заметку «Дрейк энд Суини» проигнорировал.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил я, когда кофе был выпит.
— Великолепно. А ты?
— Замечательно. И без всякой дозы. Ты тоже можешь этим похвастаться?
Щека у Руби дрогнула, взгляд скользнул вбок. Для правдивого ответа пауза затянулась.
— Да. Могу.
— Не лги, Руби. Я твой друг и адвокат, и я собираюсь помочь тебе вернуться к Терренсу. Но у меня ничего не выйдет, если ты будешь лгать. Теперь посмотри мне в глаза и скажи правду.
Глядя в пол, она прошептала:
— Без дозы я не могу.
— Спасибо, Руби. Почему ты убежала вчера с собрания?
— Я не убегала.
— С одного. А с другого ушла, директриса сказала. — Меган позвонила мне за несколько минут до прихода Гэско.
— Я думала, все кончилось.
У меня не было намерения ввязываться в спор, который нельзя выиграть.
— Ты собираешься сегодня к Наоми?
— Да.
— Хорошо. Я подвезу тебя. Обещай сегодня сходить на оба собрания.
— Обещаю.
— Ты должна приходить на них первой, а уходить последней, ясно?
— Ясно.
— Меган будет следить за тобой.
Согласно кивнув, Руби взяла из пакета печенье. Мы поговорили о Терренсе, о лечении, и у меня возникло ощущение безнадежности. Руби пугала сама мысль прожить двадцать четыре часа без наркотика.
Крэк, подумал я. Вызывающий мгновенное привыкание и дешевый, как грязь.
По дороге к Наоми Руби спросила:
— Тебя забирали копы?
Ну конечно, беспроволочный телеграф, как я и предполагал.
— Недоразумение, — отмахнулся я.
Меган открыла нам дверь и пригласила меня выпить кофе.
Руби прошла в зал на первом этаже, где женщины протяжно пели. Несколько минут мы с Меган послушали их. Будучи единственным мужчиной в Наоми, я чувствовал себя неловко.
На кухне Меган налила кофе, а затем предложила пройтись по дому. Разговаривали мы шепотом: где-то рядом несколько женщин молились.
Кроме зала и кухни, на первом этаже располагались душевые и туалеты. На заднем дворе был разбит небольшой сад, уда любили приходить те, кто испытывал потребность в одиночестве. Второй этаж занимали разные кабинеты, комнаты для приема посетительниц и зал для собраний, предварявших курс анонимного лечения от алкоголизма и наркомании.
Кабинет Меган находился на третьем этаже. Предложив сесть, она бросила мне на колени сегодняшнюю «Вашингтон пост»:
— Ночь выдалась не из приятных, да?
— В общем-то терпимой.
— Что это? — указала Меган пальцем на свой висок.
— Соседу по камере понравились мои кроссовки, и он решил их забрать.
Она опустила ресницы:
— Эти?
— Да. Класс, не правда ли?
— Вы долго там пробыли?
— Пару часиков. А потом вернулся к жизни. Чувствую себя новорожденным.
Меган очаровательно улыбнулась. Наши глаза на мгновение встретились, и я подумал: «Эй, парень, а кольца-то на пальце у нее нет!» Высокая и стройная, с короткими, как у школьницы, темно-каштановыми волосами и огромными карими глазами, Меган была очень привлекательной, и я удивился, почему не заметил этого раньше.