Адъютор
Шрифт:
Все это я отлично понимал и без него. Понимал и не мог переступить через что-то чрезвычайно для себя важное. Что мешало бы мне, например, вступить в брак по расчету. С дочерью какого-нибудь состоятельного купца. Причем по своему выбору. Любой из них счел бы за счастье породниться с носителем единственной фамилии в королевстве. После чего продолжить прежний образ жизни. Далеко не праведный и даже предосудительный, но такой приятный. Или брать деньги там, где мне их настойчиво и постоянно пытаются вложить в руку. Например, за посещение балов и раутов.
Нисколько не сомневаюсь, слухи о том, что Даниэль
Или получать деньги за услуги, подобные той, что не так давно оказал сыну хозяина дома. Вместо всего этого предпочитаю сидеть в убогой комнате в скромной съемной квартире, ведя молчаливый диалог с бутылкой бренди, категорически не желая идти в ногу со временем.
– Даниэль сарр Клименсе, единственное ваше слово, и все они окажутся там! – Сар Штраузен через плечо указал большим пальцем на весело пылающий камин.
Раздумывал я недолго. И не потому, что соблазн был слишком велик. Как бы там ни было, попроси сам Клаус, и мне вряд ли удастся ему отказать. Вне зависимости от всех тех преференций, которые так настойчиво предлагает его отец.
– Жгите.
– Это означает…
– Да.
Никаких других гарантий не требуется. Сар Штраузен не хуже меня понимает, что я скорее сдохну, чем их нарушу. Взять те же векселя. Будь в них указан срок, когда следует вернуть деньги, мне пришлось бы худо. Но ни на одном из векселей его нет. Подозреваю, они являются всего лишь некой гарантией того, что однажды удастся меня заставить действовать в интересах кого-то из ростовщиков. Иначе к чему бы им устраивать между собой едва ли не соревнования, кто больше умудрится загнать меня в долги? Благо потребности мои достаточно скромные и в них не входят роскошные кареты, выезды о четверке белых лошадей и сплошь расшитые золотом камзолы, которые, следуя хорошему тону, следует менять каждый день.
– Помоги мне, – попросил один из самых могущественных людей королевства. А возможно, и самый могущественный. Если судить по тому, какое назначение получил его сын.
Векселя сгорели на удивление быстро. Глядя на них, извивающихся как живые, перед тем как вспыхнуть, я думал о том, что гибель каждой из них означает для меня частичку свободы. Полностью которую получу через год.
Чтобы снова затем залезть в кабалу прямоугольных листков бумаги высокого качества, заполненных красивыми буковками, печатью, почему-то всегда красного цвета, и подписями, одна из которых, самая корявая, будет принадлежать мне.
– Теперь о приятном, – заявил сар Штраузен, несомненно чем-то довольный. – По крайней мере, для тебя лично.
Когда я вопросительно взглянул на него, он без лишних слов положил на стол кошель.
– Любое путешествие подразумевает собой расходы. И чем длиннее оно, тем больше. Необходимы снаряжение, припасы и наличность. В случае, когда приходится прибегать к услугам придорожных харчевен и постоялых дворов. И еще обязательно нужна лошадь, которую выберешь из моей конюшни
– Спасибо, – сказал я, отрицательно покачав головой.
Сожженные векселя и лежащее на столе золото будем считать оплатой за ту услугу, которую я ему окажу. Но лошадь станет подарком, и принять я ее не могу. Мне и без того предстоит разобраться, достойно ли мое согласие имени, которое ношу? Хотя чего там разбираться? Заранее зная, что ответа мне не найти.
Сар Штраузен лишь пожал плечами.
– Вы отправитесь примерно через неделю. Двигаться будете без всякой шумихи, не загоняя лошадей, но и не плетясь черепахой.
– Чтобы к нашему прибытию все было готово?
Не знаю, что именно и кем, но вопрос напрашивался сам собой.
– Да, – кивнул сар Штраузен. Мгновенье молчал, вероятно дожидаясь еще одного вопроса, которого не последовало, затем продолжил: – Даниэль, основной твоей задачей будет не опека над моим сыном, нет. О его безопасности позаботятся другие. Мне бы хотелось, чтобы тебе удалось выбить из Клауса хотя бы часть той восторженности, которая мешает ему видеть жизнь в ее настоящем свете. Думаю, ему настала пора относиться к ней с куда большим цинизмом. Признаться, несмотря на свой возраст, он во многом еще ребенок. Клаус обязательно к вам прислушается, поскольку он отзывается о тебе всегда только в превосходной степени. Понимаешь, о чем я?
– В общих чертах.
Бренди я все-таки выпил. Могу себе представить, какую только гадость не придется глотать по дороге в Клаундстон. Что же касается просьбы сар Штраузена… Не оттого ли мне Клаус и нравится, что у него есть то, чего у меня давным-давно не осталось – та самая восторженность? Как у глубокого старика, который испытал все, что только можно испытать, и видел все, что только можно увидеть. И теперь не получает удовольствия ни от чего. За исключением вкуса блюда и сладости послеобеденного сна. В мои-то двадцать пять! И не это ли самое важное в жизни – пронести свежесть восприятия на как можно больший срок? Но нет, вам нужен наследник, которому можно доверить то, что вы с таким трудом создали.
Сар Штраузен вещал что-то еще, я слушал его вполуха и даже умудрялся ответить на большинство его вопросов, не переспрашивая. Наконец мы расстались. И его последней фразой было:
– Даниэль сарр Клименсе, пусть тебе никогда не придет в голову, что я тебя купил. Нет, мы всего лишь пришли к устраивающей нас обоих договоренности.
Эх, если бы! Но теперь было поздно что-то менять.
– Даниэль! Еще бы несколько минут, и я бы точно была уверена, что тебя уже не дождусь.
Кларисса живет в столице несколько лет, но все еще выговаривает звук «л» слишком мягко. Что сразу выдает в ней уроженку западной провинции королевства. Обычно такое произношение меня раздражает, но не из ее уст. Корсеты давно не в моде, и при такой тонкой талии, нескромном декольте, в котором есть что показать, таких темных блестящих глазах, красивых чертах лица и настоящем водопаде каштановых волос, уложенных в красивую прическу, пусть Кларисса не выговаривает его вовсе. К тому же все, что отчасти скрывает ее бальное платье, мне давно и хорошо известно. Там если и не совершенство, то недалеко от него.