Аэций. Клятва Аттилы
Шрифт:
— А младший? — спросил Аэций про второго сына, походившего больше на мать.
Зеркон отчего-то замялся.
— У младшего успехи скромнее. Слишком задирист. Особенно с теми, кто повзрослее. Ни одна потасовка не обходится без его участия, но учитель фехтования весьма доволен.
— Найми другого. Пусть отучит его задираться по пустякам, — сказал Аэций.
— Вашего сына не отучат от этого даже боги, — любезно возразил Зеркон. — Я только и успеваю расплачиваться за тумаки, которые он раздает направо и налево.
Аэций сунул карлику еще несколько монет теперь уже из другого мешочка.
На этом они расстались.
Покинув усыпальницу, Аэций направился в гавань, намереваясь немедленно отплыть в Аримин. После того, что услышал, он почувствовал горячее желание посетить торжество, на которое его позабыли пригласить.
Часть 4. Поединок
Аримин. Приморское побережье. День спустя
В согретом ласковым солнечным светом, овеянном солеными ветрами Аримине готовились встретить нового магистра армии не менее пышно, чем до этого встречали в Риме, куда Бонифатий прибыл с северного побережья Африки. При въезде в город в каменном портике древнего храма, оборудовали величественную приемную залу. Внесли в неё статуи древних героев. Внешнюю колоннаду украсили розами и гирляндами из дубовых листьев. В виду вечернего времени зажгли светильники, источавшие вместе с запахом гари удушливый аромат благовоний.
Возле парадного входа в портик толпилась ариминская знать. Среди тех, кто стоял впереди, было много сановников в изысканных одеяниях. А за спинами тех, кто стоял позади, виднелись высокие пики стражников, не пропускавших никого постороннего. Дорогу к портику, по которой должен был пройти Бонифатий, устлали коврами.
И вот он наконец появился в сопровождении свиты телохранителей.
Об этом возвестили двое юных спатариев в коротких алых накидках. В руке у каждого было по факелу. Следуя по ковровой дороге, спатарии попеременно выкрикивали имя нового магистра армии и, вторя им, стоявшие сбоку рукоплескали и кричали: «Аве!»
На фоне всеобщего пафоса рослая внушительная фигура Бонифатия выглядела не менее помпезно. Это был могучий, но несколько обрюзгший сорокатрехлетний здоровяк, одетый в легкую кожаную броню и опоясанный громоздким мечом с витой рукоятью. Иссеченное шрамами лицо и крепкие мускулистые руки казались печеными от загара. Тяжелая нижняя челюсть заметно выдавалась вперед, словно её выбили в драке и забыли вправить. Однако при всей своей мрачности Бонифатий производил впечатление человека, наслаждавшегося тем, что происходит вокруг. Ликование во взгляде и лучезарная улыбка озаряли его ярче любого огня.
Аэций наблюдал за шествием из толпы сановников. Ариминская стража пропустила его без заминок, хотя у него и не было приглашения на торжество. Никто из стражников не посмел задержать героя Империи, а тем более отобрать у него оружие. Не воспользоваться этим было бы непростительной глупостью. Дождавшись момента, когда Бонифатий подойдет достаточно близко, Аэций растолкал впереди стоявших и, выскочив на дорогу, громко его окликнул:
— Приветствую, наместник!
Бонифатий не сразу понял, кто перед ним. Окинул Аэция непонимающим взглядом, но потом в его маленьких бычьих глазах мелькнула догадка.
— Приветствуй меня по званию, — произнес он высокомерно. — Я — новый магистр армии, если ты не знал.
— Так, выходит, теперь у нас два магистра? — усмехнулся Аэций, но Бонифатию было не до смеха.
— Не два магистра, а только я! — бросил он со злобой. — Тебя отстранили. Отправляйся в казарму и жди указаний.
— Твои указания слишком дорого обходятся солдатам Империи, — не двинувшись с места, ответил Аэций. — Они до сих пор не знают, за кого ты воюешь — за них, или против них.
По толпе сановников пробежала волна негодования.
— Да как ты смеешь меня обвинять?! — взревел Бонифатий, уязвленный в самое сердце. — Подставил с проклятым письмом, а теперь не хватает мужества в этом сознаться? Когда-то я уважал тебя. Считал человеком чести. А ты такой же ублюдок, как и Констанций Феликс. Убирайся с дороги или дерись со мной один на один! Как подобает воину, а не дерьму, которым ты стал!
В ответ Аэций послал его подтирать дерьмо за вандалами и выдернул из ножен меч. Вокруг мгновенно образовалась людская воронка. Телохранители ринулись было вперед, но Бонифатий крикнул, чтобы никто не вмешивался и, словно поднявшийся на дыбы носорог, пошел на Аэция. В глазах у него не было ни капли ненависти — одно лишь желание доказать свою правоту. Теперь и Аэций хотел того же. Отступать было некуда. На него летела громадная туша, отлично владеющая мечом. Когда-то Бонифатий считался лучшим мечником Римской Империи, и, видимо, думал, что с тех пор ничего не изменилось — что Аэций всё тот же мальчишка, у которого он выигрывал тренировочные бои.
С тех пор изменилось многое. Аэций заматерел, в движениях появилась спокойная точность и быстрота, которых не хватало раньше. Бонифатий рубил наотмашь уверенной рукой, но атаки не достигали цели, грузному телу не хватало былой поворотливости, он очень быстро устал. Отвлекая его короткими выпадами, Аэций хладнокровно выжидал момент для удара. Взмах. И рассеченная броня возле шеи покрылась кровью. Сначала Бонифатий не придал этому значения, но потеря крови сказывается быстрее, чем успеваешь закончить бой. И вскоре он пошатнулся, словно его повело куда-то в сторону. Аэций по опыту знал, что чувствует раненый — перед глазами плывет, состояние будто пьяное, и чтобы не затягивать развязку, быстрым ударом выбил меч из его руки.
Бонифатий упал на колено.
— У тебя… клинок длиннее… — прошептал он старую армейскую присказку. Голова его свесилась на грудь, открывая шею для последнего удара.
— Оставьте ему жизнь. В обмен на вашу, — услышал Аэций посреди поднявшегося шума.
Обернулся. За спиной стояла Галла Плакидия.
На ней было роскошное пурпурное одеяние. С мочек ушей свисали тяжелые рубиновые серьги. Августейшую голову украшала золотая диадема, ярко блестевшая в гладко зачесанных черных волосах. Но лицо было бледным, взволнованным, напряженным.
По мановению августейшей руки к Бонифатию подбежали лекари. Проиграв поединок, он стал героем. В отличие от одержавшего победу Аэция. Со всех сторон кричали, что он убийца, что кровь на его мече никогда не сохнет, что новое злодеяние разверзнет землю у него под ногами. Аэций стоял, не отвечая на оскорбления, и неподвижным взглядом взирал на то, как лекари суетятся возле Бонифатия, сумевшего несмотря на потерю крови подняться на ноги.
Вердикта лекарей дожидалась и августа.
*