Аэропланы над Мукденом
Шрифт:
Наконец «чух-чух» начало стихать, крылья махали реже. Утомленные велоавиаторы остановились напротив трибуны, переводя дух. Пока помощники засуетились, заправляя машину водой и топливом, Сковородников заполнял паузу, вещая через рупор о перспективах его изобретения. Он учредил акционерное общество, которому предстоит наладить промышленный выпуск паролетов и организовать регулярное авиасообщение по маршруту Санкт-Петербург — Москва — Киев — Одесса. Петя представил стаи крылатых велосипедистов над городами и тихонько заржал.
Меж тем оратор входил в азарт. Он обещал, что сейчас поднимет давление в котле, и аппарат непременно взлетит, а там недалеко и до серийных высотных моделей. Естественно, призывал покупать акции, вкладывая
— Александр Федорович, у вас морские глаза, не подскажете, что он сейчас делает? — Джевецкий показал на странные манипуляции Сковородникова у паровой машины.
— Глаза уже не те, зато имеем морской бинокль, — контр-адмирал извлек оптику из саквояжа и приставил к глазам. — Матерь Божия, он закручивает предохранительный клапан.
— Совсем с ума сошел, — заключил Самохвалов, которому стало не до веселья.
Его мнение явно разделил один из ассистентов, который бочком попятился в сторону. Второй, молодой чернявый парень с лихо закрученными усами, беспечно махнул рукой и забрался в седло. Командир экипажа двинулся было к капитанскому насесту, но вспомнил, что некому открыть вентиль, подающий пар в цилиндры, приводящие в действие крылья. Он обернулся и тут...
Все стоящие на ипподроме дернулись от неожиданности, даже Можайский с Самохваловым, ожидавшие подобного. С оглушающим грохотом паровой котел взорвался. Вверх рванул гейзер, аппарат заволокло белыми клубами, с треском развалилась топка, залитая остатками воды. С жалобным воем несся прочь уцелевший ассистент, а все, кто покрепче нервами да помоложе, кинулись к месту аварии.
Сковородников выгнулся на земле, беспомощно шевеля обваренными руками. Глаза ему выжгло напрочь, но изобретатель хотя бы остался жив. Помощник недвижимо лежал на велосипедной раме: фрагмент котла воткнулся бедолаге аккурат среди спины.
Дамы падали в обморок на руки своих кавалеров, кого-то рвало. Не все собравшиеся поглазеть на полеты оказались любителями острых ощущений.
Садясь в бричку, Петр Андреевич зло заметил:
— Теперь и нам в случае чего трудно будет получить разрешение на публичную демонстрацию. Слава Богу, из приглашенных никого не зацепило.
Дальше ехали молча. Они понимали риск покорения воздуха, но беспечность и самонадеянность самоучки, погубившие парня, не лезли, ни в какие ворота.
Ближе к Васильевскому Самохвалов подуспокоился и начал по обыкновению философствовать.
— Как ни жаль давешнего испытателя, прошу заметить, господа, мы присутствуем, наверное, при последнем всплеске изобретательства, что называется, на коленке. А убьют его, такие как мы и профессор Жуковский. Какую газету ни глянь, везде сообщения об изобретениях. Большинство из них сделаны на голом энтузиазме, без всякого научного обоснования, лишь с помощью интуиции. Понятно, что почти все они — абсурдны, реальную пользу лишь единицы имеют.
Джевецкий живо откликнулся:
— Третьего дня читал о патенте американца Эдисона. Он изобрел лампу с платиновой нитью накаливания!
— Американцы ненормальные, — пожал широкими черными плечами Можайский. — Тогда уж дешевле освещаться, сжигая ассигнации.
— Именно. Скажите, любезный Петр Андреич, что вы имели в виду, когда окрестили нас убийцами изобретательства?
— Всего лишь профессиональный подход. Я оплатил постройку аэродинамической трубы, Николай Егорович расписал план экспериментаторских работ, Александр Федорович продувает модельки и данные конспектирует. Потом Жуковский у себя в Москве все тщательно рассчитает, и мы построим правильно спроектированный самолет. Энтузиаст вроде сегодняшнего велосипедиста так не сможет — им вечно не хватает средств, образования, да и просто систематического подхода. Лет пять, много — десять, и эпоха гениальных кустарей-одиночек канет в Лету. Мне немного жаль этих чудаков, но жизнь, господа, жестокая штука.
Несмотря на громкий крах Сковородникова и многих других самодельщиков, пытавшихся летать на паропланах, ракетопланах, орнитоптерах, геликоптерах и прочих устройствах тяжелее воздуха, неукротимый Самохвалов вплотную задумался о закреплении приоритета в создании первого работоспособного аэроплана. Петр сам сформулировал критерии для такого аппарата: он, пилотируемый человеком, должен произвести старт и подняться в воздух силой своего двигателя выше точки взлета, удержаться в воздухе хотя бы несколько секунд за счет подъемной силы крыла, преодолеть в горизонтальном направлении расстояние, многократно превышающее длину аппарата. В идеале аэроплан сможет совершить круговой полет и произвести посадку в точке старта. Осталась сущая мелочь — построить такой аппарат.
Постепенно обретающий свои очертания на бумаге планер, проектируемый совместно с Жуковсжим, быстро не поспеет — его без мотора облетать бы. К октябрю многочисленные эксперименты дали лишь понимание оптимального профиля крыла, соотношения его основных показателей: подъемной силы на различных углах атаки и ее зависимости от скорости потока, удельной нагрузки и т.д. Моторной установки малого веса, способной раскрутить пропеллер, также не наблюдается. Поэтому Самохвалов решил двинуть по наиболее проторенной дорожке и вернуться к результатам логойских опытов: установить на «Самолет-1» реактивный стартовый ускоритель, явив миру активный полет на аэроплане.
В природе жизнь к зиме затихает. В особняке на Васильевском острове все происходило с точностью до наоборот. На сдержанные возражения Можайского Петр решительно заявлял, что следующую полетную сессию надобно провести средь зимы: на снег падать мягче. За три месяца по наброскам Самохвалова привыкшие к его причудам мастера изготовили подвеску для паровой ракеты и оснастку, дабы перевесить крылья управления креном на концы основного крыла, превратив их в полноценные элероны.
Контр-адмирал занимался постройкой планера, прототипа под установку двигателя внутреннего сгорания, который человечество пока не изобрело. Вместе с Жуковским он вычертил его будущие контуры: биплан размахом крыльев чуть более десяти метров, соединенных между собой подкосами и расчалками. Вместо лодкоподобного фюзеляжа, близкого сердцу старого моряка, основу конструкции составил ажурный каркас с горизонтальным стабилизатором сзади. Стальные трубки впереди, на которые в будущем станет мотор, приняли пилотское кресло и рукоятку управления рулем высоты и элеронами. Двухстоечное шасси несло только лыжи, а сзади, памятуя опыт Каца, поддерживающего на старте пилота за ноги, компаньоны установили упругий крюк из металлического прутка.
Деньги улетали как в прорву. Каждый раз, посещая брата, управлявшего капиталами семьи, Петя возвращался в дурном настроении, забрасывал работу, выпивал и разглядывал неприличные французские картинки. Но наутро легкий энергический характер брал свое, и он снова впрягался, выписывая сложный маршрут между аэродинамической трубой, мастерскими и Обуховским заводом, где заканчивалась сборка реактивного двигателя.
Впрочем, столь громкое название не соответствовало донельзя примитивной конструкции. Всего-навсего котел высокого давления сигарообразной формы, с отбрасываемым лючком в хвостовой части, предохранительным клапаном, манометром и заливной горловиной для воды. По задумке автора, паровая ракета устанавливалась между шасси, снизу разогревалась топкой на жидком топливе. Когда вода закипала и давление пара подходило к некому оптимальному значению, ассистент должен был сорвать стопор лючка, после чего пар через узкое сопло бил в пространство, сообщая летательному аппарату поступательное движение. По идее, эффективное время работы должно было составить не менее шести-семи секунд, достаточных для разгона, взлета и еще хотя бы одно-двухсекундного поддержания самолета в воздухе.