Афанасий Никитин. Время сильных людей

Кириллов Кирилл Евгеньевич

Несколько минут правитель ел, не обращая внимания ни на пленника, ни на его замерших в поклоне конвоиров. Наконец отвлекся. Глянул на них поверх полуобгрызенной птичьей ноги. Цвыркнул зубом и лениво процедил, явно обращаясь к Афанасию:

— Вот ты, значит, какой?

Не зная, что и ответить, купец поклонился. Не в пояс, но с уважением.

— Ну, сказывай.

— Что сказывать? — не понял Афанасий.

— Его светлость Асад-хан Джуннарский спрашивает тебя, кто ты и откуда прибыл, — прошипел кто-то сбоку.

Афанасий отшатнулся. Он и не заметил, как рядом очутился невысокий

человек, завернутый в размахаистое платье, скрывающее фигуру. Должно быть, это был советник правителя.

— Так купец я. Прозываюсь Хаджа-Юсуф из земель Хорасанских. Прибыл в великий город Джуннар по торговым надобностям. — Афанасий поежился. Вопросы такого рода за время путешествий ему задавали часто, но к самому хану тащить зачем? Да еще с таким караулом? Могли б расспросить прямо на подворье.

— Город какой? — вопросил Асад-хан с трона и запил свои слова вином из кози гундустанского. [53]

53

Кокосовый орех.

— Чего? — опять не понял купец.

— Из какого города ты родом? — пояснил советник.

— Из Герата, великого города, что стоит в долине чудесной реки Герируд. Воспетого самим Навои… [54] — самозабвенно начал Афанасий — эту часть своей легенды он продумал и выучил назубок.

— А кто в твоем городе правит?

— Сейчас не знаю, а когда уходил, то властвовал внук чудесной Гохаршад, жены Шахруха, правителя из Тимуридов. Сама она из семейства Тархан, кое прозвание было дано семье лично Тамерланом.

54

Алишер Навои (Низамаддин Мир Алишер) (1441–1501) — выдающийся поэт Востока, философ суфийского направления, государственный деятель тимуридского Хорасана.

— И что такого чудесного она сделала?

— Однажды Гохаршад поехала осмотреть мечеть и новую школу, а сопровождала ее свита из двухсот девушек. Когда об этом узнали, всех мужчин попросили из школы уйти, но один из них заснул случайно и просьбы не слышал. А когда проснулся, то он соблазнил одну из девушек. Об этом узнала Гохаршад и приказала всем девушкам из сопровождавшей ее свиты выйти замуж за студентов того медресе. И это стало…

— Хватит, хватит, — замахал сальными ладонями хан и вытер их о шаровары. — Зачем пришел?

— Хан спрашивает, по каким надобностям ты прибыл в наши земли, — не дожидаясь лишних вопросов, перетолмачил советник.

— Да говорю ж, по делам купеческим. Пришел коня продать, так как знаю, что в цене они здесь. Хороший конь, дорого сбыть можно. А на деньги, от продажи вырученные, собираюсь купить товар для своих земель.

— Какой товар? — спросил советник.

— Не знаю, — покачал головой Афанасий. — Много здесь товара, а для нашей земли нет ничего. Перец да краска. Волов отсюда вести — пошлины большие. Пока считаю, думаю.

— А веры ты какой? — донеслось с трона.

Афанасия

прошиб холодный пот. Вот, значит, к чему эти вопросы странные. Подозревают, что не мухаммеддин? [55] Но с чего бы? Почему? Что знают? Кто им рассказал? Признаться или стоять на своем? И пару молитв прочесть почти дословно. Понахватался в дороге у «истинно верующих». Но с чего бы? Зачем? Безответные вопросы роились в голове, как те мухи, что не могли пролететь к еде через кисею.

— Исламской, конечно! — купец решил врать до конца.

55

Вера Мухаммедова — ислам.

— А чем ты это можешь доказать?

— Да вы что! — Афанасий рассмеялся, слишком, пожалуй, нервно. — Кто ж такие вещи доказать просит? Да и как? Скажу, что свинину не ем да вина не пью? Так разве то доказательство? Волосы с головы не брею — это да, виновен. Но привык так у себя в землях. А остальное… Или естество срамное, обрезанное, вам тут заголить? — ляпнул Афанасий в запале и сам испугался: ну как вправду попросят?

— Но-но! — прикрикнул хан.

Стражники подступили ближе, взяли на изготовку кинжалы. Смеяться сразу расхотелось.

— Доложили нам, что не исламской ты веры, — пискнул советник. — Намаз не совершаешь, на груди крест носишь.

Афанасий обомлел. Пока хворал он желудочной немочью, хозяйка успела рассмотреть его крест. И донесла. Тварь!

— Совершаю намаз, как и положено правоверному любому. Как только муллу с минарета заслышу, так сразу и совершаю, — зачастил купец. Он чувствовал, что голосом своим выдает себя же с потрохами, но остановиться не мог. — А амулет защитный, подаренный мне родственниками. Они люди темные, в кишлаке дальнем живут, суеверны много. Уж я говорил им, говорил, а они…

— Не ври! — вскипел хан, вскакивая на ноги. — То православный крест. Ты кафир! [56] — Слова его звучали не вопросительно, а утвердительно.

Советник шагнул вперед, бесцеремонно засунул руку за ворот рубахи Афанасия и вытащил крест на крепком смоленом гайтане.

— Так они это… — пролепетал купец, холодея. — Не знали, что дарили. Просто вещь красивая понравилась. Или их самих обмануть могли.

— А ну-ка перекрестись слева направо, — пророкотал с трона хан, поднимаясь на ноги.

56

Кафир — неверный, иноверец.

Оказалось, что это только внешне он слегка заплыл жирком. По характеру же это был жесткий и несгибаемый правитель, закаленный в многолетних войнах и интригах и не привыкший, чтоб ему лгали.

— Перекреститься? Это что такое? — прикинулся дурачком купец. Грех был не очень велик, но тут только начни, еще и на распятие плюнуть заставят.

Тяжкий удар навершием рукояти кинжала по затылку свалил его на колени. Хан легко сбежал с трона, ухватил Афанасия за волосы и потянул, приблизив его лицо к своему.