Афанасий Никитин. Время сильных людей
Шрифт:
— Куда?
— К себе. На родину. Далеко-далеко, — прошептала Лакшми. — Я научусь готовить еду, буду шить, стирать, заботиться о тебе и доме.
— Холодно у нас там, — пробормотал смущенный Афанасий.
— Ничего, я привыкну, я выносливая.
— Да и зачем так далеко, можно ж в другой город уехать. Индия-то вон какая огромная. Здесь и теплей, и сытней, и работать так много не надо.
— Они меня все равно найдут и убьют. — Танцовщица подняла на него полные слез глаза. — И всю семью убьют, если, конечно, мне удастся ее завести, и родственников всех, и… — Слова ее потонули в рыданиях. — А если и не найдут, то что меня ждет? Беглянка без касты, без роду, без племени, я смогу только мусор убирать
Не удержавшись, он поймал губами катящуюся по ее щеке слезинку.
Она порывисто прильнула к нему, обняла. Он потянул с ее плеча кисею ткани. Она с треском рванула его рубаху. Ночь покачнулась и провалилась в горячее и влажное.
Глава двенадцатая
С первыми лучами солнца из городских ворот гордым лебедем выплыл паланкин — ажурная беседка на шестах, украшенная золотом и резьбой по слоновой кости. Ее несли двенадцать обнаженных слуг. Впереди бежали два мальчика-служки в белых тюрбанах и белых набедренных повязках — разгонять воловьи упряжки нерасторопных крестьян. Следом шел священник-брахман невысокого ранга, нараспев читающий молитвы. Но не ради соблюдения обрядов, а скорее для пригляду. За брахманом шагали двенадцать молчаливых воинов-огнепоклонников с длинными черными бородами и мечами на обнаженных плечах. Изнутри экипаж был завешен легкой, но достаточно плотной материей, чтобы укрыть его нутро от любопытных и не всегда уважительных взглядов.
В паланкине ехали приодевшийся, вымытый и умащенный ароматными маслами Афанасий и Лакшми, кутавшаяся в полупрозрачный кусок ткани, схваченный на плече застежкой в виде жука с драгоценными камнями вместо глаз. Волосы ее были стянуты на затылке в плотный узел, в ушах огромные серьги, в носу маленький камушек. С ногами расположившись на скамейке, она прильнула маленькой головкой к могучему плечу сына кузнеца и затихла, блаженно жмурясь, ровно кошка. Разве что не мурлыкала.
Он же смотрел через щелку между шторами на буйство красок за окном, но не замечал их. Его хождение подходило к концу. Бог помогал ему, отводя опасности и посылая навстречу нужных людей. Опасности оборачивались легкими прогулками. Разве что Михаил? Ну, так это к нему Бог оказался неблагосклонен, а не к Афанасию. У самого-то купца за все время даже ни одной серьезной раны. Ну, обнесли один раз, но с кем не бывает? Иные купцы специально воровские расходы в ожидаемую прибыль закладывают. Свезло по всем статьям, считай. И все равно на душе было тревожно.
Лакшми как-то слишком быстро все решила за него. Даже не решила, а наметила цели и вверила ему свою судьбу: давай, мол, владей, веди, защищай, увози. Не то чтоб он был против, о такой женщине можно было только мечтать, и ночью она не раз ему это доказала, но… В чужой земле, с тайным заданием, которое взвалил себе на плечи самолично… Ведь достать рецепт — еще полдела. Нужно доставить его обратно в Тверь. Одному-то не просто, а с женщиной, которую кормить и защищать? А если еще брахманы местные или огнепоклонники осерчают и погоню снарядят? И ведь снарядят. Предстоятельница Шивы, нареченная жена Вишну, а Брахме она вроде как матерью приходится, исходя из такого родства. В общем, не отпустят ее просто так. Он опасливо взглянул на мечи в руках воинов-огнепоклонников.
И его ведь тоже не помилуют, если поймают.
К тому же явно влип он в какой-то заговор против захвативших Индию хорасанцев, который вполне способен привести к войне. Вот надо оно ему?
Словно почувствовав тяжесть его дум, Лакшми открыла глаза, потянулась и потерлась лбом о грубую ткань его рубахи, выстиранной и залатанной служительницами
— Тебя что-то беспокоит?
— Да как-то… Что-то… — не стал врать он, но и смелости выложить все начистоту не набрался, конечно.
Лакшми тревожно встрепенулась. Посмотрела в щелочку, надеясь найти там причину его беспокойства. Но за окнами были только джунгли. Она повернула к нему свое прекрасное лицо, по-лебединому выгнув длинную шею. Заговорила. Очарованный Афанасий даже не сразу понял смысл ее слов.
— Что? — переспросил он.
— Не так что-то в деревне, — повторила она медленно, видимо списав его непонятливость на плохое знание местного языка. — Здесь обычно стоит стража, а сейчас никого. И будка караульная поломана.
Афанасий откинул занавесь и выглянул. Действительно, будка, хотя одно название — будка, а на самом деле несколько бамбуковых палок под соломенной крышей, сплющенная и смятая валялась на боку, словно приняв на себя удар таранной машины или… выстрел в упор из пушки. Вон, и подпалины, с пороховыми схожие. Будто поставили орудие да в упор саданули. Смешно — из пушки по воробьям. Сочная трава вокруг была примята, а на посыпанной песком дорожке виднелись бурые пятна. Кровь?
— Эй, стойте! — закричал Афанасий, откидывая полог.
Не дожидаясь, когда слуги остановятся, он выпрыгнул из носилок. Присел на корточки и потрогал рукой бурое пятно. Принюхался. Правда кровь. Уже подсохшая, но достаточно свежая. День-полтора как пролита, не более.
Бородатые воины столпились вокруг него. Поняв, в чем дело, быстро вернулись к паланкину и окружили его, взяв мечи на изготовку. Афанасий вернулся к уже поставленному на землю экипажу.
— Что там? — спросила Лакшми, отодвигая занавесь.
— Нехорошо, — мрачно ответил Афанасий. — Если был караул, то весь вышел. Покойников не видать, но боюсь, кончили их, а потом в лес утащили. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Кровь там. Может, обратно вернешься?
— Куда?
— В храм, куда ж еще? За стены надежные, под охрану.
— Нет, я тебя одного не отпущу! — воскликнула она.
Он посмотрел на нее и понял: не отпустит. Настоит на своем. «Вот черт», — подумал купец и украдкой перекрестился. Теперь не только о себе, но еще и о ней беспокоиться придется. Хотя если ее в храм отправлять, так и воины с ней уйдут. А с дюжиной таких головорезов, как эти огнепоклонники, куда как спокойнее.
А может, вообще туда не ходить, отправить пару воинов, пусть посмотрят? Нет, надо самому. Вдруг там с кузнецом, который секрет знает, что случилось? Помощь какая нужна. От этих дуболомов толку мало, они только калечить да убивать умеют. И Лакшми с собой надо взять, ведь она сказала, что уговорить кузнеца непросто, а она может. Вдруг он при последнем издыхании лежит? Тогда только она заставит его раскрыть секрет. Придется рисковать. «Вот черт», — снова помянул он нечистого и перекрестился. Все эти мысли вскачь пронеслись в голове купца. Чуть уняв их, он наклонился к Лакшми и заговорил:
— Хорошо, поедем. Только ты откинься на подушки, от окон подальше. Охранителям своим вели настороже держаться. Да и я лучше пешком пойду около повозки твоей.
— Хорошо. Но дверь будем открытой держать, — молвила она.
— Зачем еще?
— Чтоб тебя видеть, — пробормотала она, и в голосе ее послышались слезы.
— Что ж, пусть так, — пожал он плечами. — Едем?
Она кивнула и скрылась за занавеской.
Афанасий подал знак обнаженным слугам. Те, как перышко, подхватили тяжелое сооружение на плечи и мерно зашагали вперед. «Тоже, кстати, бойцы. Пусть и неумелые, но сильные, случись что», — подумал купец, нащупывая на поясе подаренный Мехметом кинжал дамасской стали. Хмыкнул, вспомнив, что до сих пор так ни разу и не пустил его в ход. Хоть бы и сейчас не пришлось.