Афанасий Никитин
Шрифт:
— Ну, Афанасий, — бодро сказал сурожанин. — На поправку дело пойдет. Родная земля кого хочешь излечит!
— Степан, — едва слышно прошептал Афанасий. — Я, видно, скоро помру…
— Ну, что ты говоришь! — возмущенно перебил Степан, пряча глаза. — Вот лекарь говорит, надо тебе здесь полежать… Ехать нельзя. Хуже будет. А тут — бабы присмотрят. Что скажешь?
— Пусть, — Афанасий чуть пошевелил исхудавшей рукой. — Сделайте, как он велит. Пока я в памяти, слушай… — Степан присел у лавки на корточки, положил большие ладони на сенник, укрытый чистой холстиной. — Ты, Степан Васильев, честный купец, я тебе верю, как себе, поэтому прошу… Возьми мою котомку. Там алмазы индийские и другое… Никому не говори, снеси на Тверь. Долг у меня на родине… И жена Анфиса с ребятишками. Ты жену найди, спроси, кому сколько должен, она тебе запись покажет. Дом мой на посаде был, восточный конец, Купеческая улица. Долги раздай… Дочка Олюшка, невеста уже. Ей — украшения из котомки… Сделаешь, Степан? Христом Богом тебя молю… Самому-то мне уж не увидать родной сторонушки… — одинокая слеза скатилась по впалой щеке Афанасия и затерялась в пегой бороде.
Тверь. Вид реки Тверцы
Степан протянул руку и осторожно провел корявой ладонью по взмокшим волосам друга. — Все сделаю, Афанасий, не сумневайся. Да ты и сам в Тверь придешь, как поправишься. Женку обнимешь, детушек…
— Нет, ты обещай!
— Честью купеческой клянусь, добрым именем своим!
— Спасибо тебе, Степан, пока жив, буду за тебя Бога молить. А сейчас Гридку позови…
Гридка Жук, против обыкновения, был молчалив, лишь накрыл руку Афанасия своей.
— Помираю я, Гридка, — прошептал Афанасий. Григорий не стал ни в чем разубеждать, лишь сурово покачал головой, словно соглашаясь.
— Что сделать? — спросил он. — Послать в деревню за батюшкой? Есть тут один. Пусть исповедует тебя, соборует, причастит… Хочешь?
— Хочу, но… после… Выслушай меня, Гридка.
— Слушаю, Афанасий.
— Написал я о своем хожении за три моря…
— Знаю, — кивнул Жук.
— Там описал все. И земли индийские, и людей тамошних, и свои пути, и свои терзания…
— Понимаю, Афанасий. Душу свою ты вложил в этот труд.
— Истинно! — Афанасий слабо улыбнулся и даже чуть-чуть привстал на ложе. — Истинно понимаешь! Грех так говорить, но то исповедь моя… Помру, пропадет все…
— Что лучше сделать? Как ты мыслишь?
— Мысли путаются… Что бы ты посоветовал, Гридка? Ты — муж грамотный, смысленый…
— Я бы на Москву, ко князю Ивану твои записки снес. Ты — тверитянин, но ведь князь Иван-то земли русские собирает. Ему и честь. Отдал бы записки в приказ, там не пропадут. Кому надо, те завсегда прочтут.
— Грешил я много, Гридка… Веру забыл. В записках видно… Разгневается князь…
— Князь Иван — мудрый человек. С разными верами общий язык ищет. С Венецией вон и с Ширваном. А ты столько всего повидал… Вер много, Бог — один. Он милостив, тебя не оставит.
— Коли б так… Пусть будет по-твоему, Гридка. Возьми тетрадь мою и снеси на Москву, к князь-Ивану. Караван завтра дальше идет?
— С рассветом выходим. До Смоленска один переход остался. Но лекарь велел тебя здесь оставить. Бог даст, еще на ноги встанешь, свидимся…
— Прощай, Григорий. Спасибо тебе и храни тебя Господь!
— Прощай, Афанасий. Да пребудет с тобой милость Его!
Наклонившись, Гридка взял протянутую тетрадь, обнял Афанасия и, сдерживая слезы, почти выбежал из комнаты.
Что стало с Афанасием Никитиным дальше, мы не знаем. Может быть, он скончался от лихорадки, не дойдя каких-то 200 километров (два часа езды на хорошей машине!) до родного города. А может быть, его могучий, закаленный скитаниями дух и на этот раз справился с болезнью, и Афанасий встал на ноги, вернулся в родную Тверь, обнял жену и детей и мирно прожил свою купеческую жизнь. Мы можем только гадать…
Но вот что известно наверняка…
В 1475, году в Москву возвратились из Литвы русские купцы. Они привезли с собой толстую тетрадь каких-то записок и передали ее великокняжескому дьяку Василию Ма-мыреву. Дьяк ознакомился с рукописью и передал ее летописцу. Монах-летописец в свою очередь записал:
Иван III Васильевич — с юных лет стал помощником своего незрячего отца Василия II. С 1462 года — великий московский князь. Присоединил к Московскому княжеству другие земли — Ярославское и Ростовское княжества, Новгородскую землю, впоследствии (уже после «хожения» Никитина) и Тверское княжество. В его правление Русь превратилась в Российское государство.
В. Нагорнов. Возвращение из похода
Памятник Афанасию Никитину в Твери
Васко да Гама — португальский путешественник, считается европейским «первооткрывателем» Индии. Посетил Индию в 1499 году.
«В год 6983 (1475). В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне — за год до Казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву…» С тех пор прошло более пятисот лет… За это время записки Афанасия Никитина много раз переписывались, а потом и переиздавались. Знаменитый историк Н.М. Карамзин, который обнаружил в летописях глубоко поразившие его записки Никитина, писал:
«Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова (Иванова) века…, что индийцы слышали о ней (России) прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже путешествовал по берегу Малабара…» Много стран посетил Афанасий Никитин, но больше всех любил он свою родину, Русь. И спустя много лет в России помнят светловолосого купца-путешественника, мудрого и внимательного наблюдателя чужих народов и обычаев. А на берегу Волги, в Твери, там, откуда полтысячи лет назад начал свое путешествие Никитин, стоит памятник этому замечательному русскому человеку. Смотрит Афанасий на родные просторы и улыбается чуть заметной улыбкой. Все-таки он вернулся домой!