Аферист на пенсии
Шрифт:
Ветер все усиливался. Тревожно шумели листья, ветки деревьев били в уцелевшие стекла, словно кто-то пытался войти в комнату из темноты ночи… Хотя вроде бы ничего и не происходило, нервы напрягались все больше и больше…
И тут со стороны коридора послышался неясный шум. Призрачное, чуть заметное свечение появилось сначала на уровне пола, потом поднялось чуть выше… смутная тень двигалась прямо на них. Ерш затаил дыхание…
Борода резко поднялся и включил свет. В руке его появился ствол.
— Добрый вечер, Ирина. — Борода щелкнул предохранителем.
Перед ними, живая и невредимая, стояла солистка «Распутной
Часть III. Разгадка и погоня
11. Вот как все было
Без сомнения, это была она. Правда, за последние пару дней солистка несколько осунулась, под глазами, несмотря на косметику, заметны были черные круги, крупная родинка на правой щеке резко выделялась на бледной коже.
— Ни хрена себе… Живая таки, — удивился Валера.
— А ты что хотел?.. Не дождетесь, — огрызнулась солистка.
— Но я же сам видел, как ты свалилась с крыши, а потом…
— Я тоже видела, в новостях. Все, больше я новости не смотрю. Там сплошная лажа. — Солистка повернулась к Бороде. — Ладно… Чего вы хотите?
Борода пожал плечами:
— Ну, для начала расскажи, как дело было.
Солистка состроила рожу:
— Да? А больше ничего?
— Многое и так понятно… В основном, меня интересуют детали.
Солистка криво усмехнулась, присела на диван и достала сигареты:
— Да что вы говорите?.. Я сама почти ничего не понимаю. А вы хотите сказать, что знаете, как…
Борода потерял терпение:
— Хочу. — Он достал из кармана ту самую видеокассету и, не выпуская из рук ствол, сунул ее в магнитофон, включил телевизор и взял пульт.
Солистка немного изменилась в лице. Все, кроме Бороды, уставились на экран.
Пленка и вправду была снята на кладбище. Кругом горели костры, слышно было, как шумит толпа. На фоне какого-то полуразвалившегося склепа стояла ударная установка, за которой сидел барабанщик и курил косяк. Рядом на каменном кресте висела черная гитара. Вдруг из толпы послышались пьяные вопли, и на плоскую могильную плиту перед склепом забрались еще двое музыкантов. Ерш узнал на них погибших гитаристов, которых он раньше видел на фотографии, которую приносил Ди-Джей.
Музыканты были пьяные в хлам. Один не удержался и свалился вниз, прямо на зрителей. Раздался мат, звуки ударов, потом гитариста все же пожалели и, не став добивать, запихнули обратно на сцену. Он послал всех на х… и стал и стал играть вступление. К нему подключились ритм-гитарист и ударник. Заметно было, что ритм-гитариста постоянно тошнило, концерт давался ему нелегко — пару раз он даже блеванул на сцену; а вот ударнику косяк пошел на пользу — широко улыбаясь, но от души колотил в барабаны — правда, не всегда по ним попадал. Но этого, казалось, никто не замечал… А потом появились солистка с сестрой.
Толпа завыла. В темноте запрыгали огни зажигалок, кто-то поджег засохшие цветы на могилах и пару деревянных скамеек. Солистка с сестрой забрались к музыкантам и стали петь. Микрофонов на кладбище не было, и видно было, что они не знают, куда деть руки. До микрофона, встроенного в камеру, звук доходил сильно заглушенным — похоже, что оператор сидел на крыше своей машины, позади толпы… но все равно — резкий, запоминающийся голос солистки не узнать было не возможно. Оператор сделал наезд, и на экране крупным планом стали видны лица солистки с сестрой. Вместе они действительно совсем не смотрелись — по сравнению с солисткой сестра была прыщавым страшилищем, хоть ее рожу и не поганило пятно на щеке. Они пели один из первых своих хитов — без фонограммы, совсем как недавно, на сцене Ледового. Похоже, что песню они разучили совсем недавно, иногда даже забывали слова. И тут… Ерш похолодел. Слова второго куплета забыла солистка, сестра же продолжала петь. А голос, тот самый резкий, запоминающийся голос солистки «Распутной жизни» продолжал звучать… Все было просто. Фонограммы «Распутной жизни» записывала не солистка, а ее сестра.
Борода остановил пленку и нажал кнопку извлечения кассеты. В наступившей тишине жужжание видеомагнитофона прозвучало как выстрел. Солистка вздрогнула и вытерла со лба холодный пот. Борода решил, что сейчас самое время ее добить. Он взял со стола ноутбук:
— Зря ты письма в Оутлуке не стерла. Судя по датам, двойняшку ты подбирала уже несколько месяцев. Насколько я понимаю, ты уже тогда готовила что-то типа того, что мы видели на стройке?
Солистка раздраженно махнула рукой:
— Этот говнюк Шитман — очень осторожная сука… Убить его не так просто. Почти нигде не появляется в одиночку… Да и вообще он никуда не ходит. Открывает дверь, только если видит, что это я и уверен, что я одна. Отсюда логичная мысль — мне нужна была дублерша. Одна из нас — неважно, я или она — убивает Шитмана, другая в этот момент обеспечивает алиби где-нибудь на людях…
Борода кивнул:
— Ага… Значит этот самый Вася, от которого ты получала письма с фотографиями девушек…
— Педик, хозяин модельного агентства. Он предлагал много вариантов, но ни одна из них не была на меня по-настоящему похожа… Больше всего меня убивало, что он получил от меня предоплату — почти половину. Кроме того, он похоже догадывался, зачем мне нужна двойняшка. Меня это злило и… ну, наверное, я была с ним пару раз… как бы это сказать… не вполне вежлива. Его это задело, и, когда наконец появилась подходящая девушка, Вася решил надо мной подшутить. Это было как раз в день последнего концерта в Ледовом.
Солистка закурила и продолжила:
— Мне как раз накануне позвонил Шитман, сообщил, что ему срочно нужно вернуть деньги… — Солистка вздохнула. — Честно говоря, я уже сама собралась мочить Шитмана — потому и назначила ему встречу на стройке. Я понятия не имела, что бандиты уже знают, куда он дел их деньги… — Она раздраженно хлопнула ладонью по подушке дивана, — Какие же все мужики суки! Продал меня ни за грош, как только его взяли за яйца! Говнюк…
— Да ладно тебе, — попытался успокоить ее Ерш. — В конце концов, ты уже несколько месяцев готовила его убийство. Так что — вопрос, кто на кого должен обижаться…
Солистка сокрушенно покачала головой:
— Да если б дело было только в нем!.. Все получилось гораздо, гораздо хуже… Нет, все мужики — суки.
— Почему?
Солистка долго молчала. Видно было, что ей тяжело рассказывать дальше.
— Эдик… — Глаза ее потеплели, но тут же снова стали жесткими, как осколки льда. — Какой подонок… — произнесла она с грустью и отвернулась.
Борода, да и журналисты тоже, догадывались, о чем она сейчас скажет, но хранили молчание, чтобы не сбить ее с мысли.