Аферист
Шрифт:
И я в красках поведал Борису о своей скромной лепте в деле проведения парада. Парень сперва подвис, а потом отчаянно спросил:
— Ну как, как у тебя это получается?!
— Да всё просто. Находишь людей, заинтересованных друг в друге, и сводишь их лицом к лицу.
— А без тебя они не могли?
— Получается, не могли. Люди, Боря, вообще странные существа, иногда они проявляют редкостную слепоту и недальновидность. А после встречи со мной чудесным образом прозревают.
— Не удивительно. Ты умеешь всё переврать и перевернуть с ног на голову.
— Но ведь хорошо выходит. Иногда
— Этого я не говорил.
— Ещё бы! Ну а ты меня чем-нибудь порадуешь?
— Да, — надулся от гордости Борис. — Я Беляеву нашёл.
— Ну так с этого надо было начинать! В каком музее работает? И как нам с ней устроить рандеву?
— Устроим легко, если пообещаешь что-нибудь исполнить на гитаре.
— Мелкий вымогатель!
— Ты же только что сам учил — находишь двух людей, заинтересованных друг в друге… Она тебе за каким-то чёртом понадобилась, а её впечатлила твоя музыка.
— Зови! Обещай, что хочешь. Она мне очень срочно нужна для консультации по одному делу.
— Тогда завтра?
— Какие завтра? Сегодня! Сейчас.
— Ну ладно, если ты так настаиваешь…
— Боря, не буди во мне зверя. Звони скорее.
— А ты мне расскажешь, зачем тебе консультация музейного работника?
— Расскажу. Потом.
— А почему не сейчас? Я каждый раз силюсь угадать, что ты задумал, и каждый раз фантазии не хватает.
— Угадалка не отросла.
— Как же я буду тебе помогать, если ты мне ничего не рассказываешь?
— Тоже верно. Только, понимаешь, не всем я с тобой могу поделиться.
— Почему? Начальство совершенно секретного почтового ящика не разрешает? — ехидно ввернул Борис.
Я развернулся к нему и внимательно осмотрел снизу вверх и сверху вниз. Эх, парень, если бы я тебе всё рассказал…
— А ты язва, Боренька. Так с виду и не скажешь.
— Ну а чего ты меня вечно за сопляка держишь.
— Ладно, слушай сказочку, студент. Жил-был один начинающий журналист, молодой и любопытный, совсем как ты. Сунул он свой нос в какое-то стрёмное дело и обзавёлся очень дорогой и, как выяснилось, опасной вещицей. Вот она, — продемонстрировал я перстень.
— Что это? — протянул Борис свои загребущие ручонки.
Я позволил ему взвесить на ладони корявое, неправильной формы изделие древнего мастера, проникнуться духом старины и ароматом потускневшего от времени золота. Предсказуемо, реакция на вещицу оказалась сродни моей — удивление и недоумение. Не зная истории перстня, нечем там особо восхищаться.
— Вот об этом я и хочу узнать у твоей знакомой Беляевой Л. Г. Позвони ей, будь другом. Только не вздумай упоминать перстень. Просто скажи, что мы её удостоверение нашли и хотим вернуть. Дальше я сам.
— Так что это за перстень?
— На первый взгляд, ничего особого. Так, неумелая поделка. Вот мне и хочется узнать, что в нём такого ценного?
— А у журналиста спрашивал?
— Не получится. Его больше нет.
— Как нет?
— Никак нет. Добрые люди постарались избавиться. Так обычно бывает с теми, чьё любопытство не обеспечено силовой поддержкой.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— Я не впечатлительная девица, чтобы биться в истерике. Да и знаком я с ним лишь заочно. А вот наказать тех, кто парня погубил, постараюсь.
— Как перстень оказался у тебя?
— Мне его отдали. Девушка этого журналиста.
— И что ты с ним будешь делать? Продашь? Он же золотой, как я понимаю.
— Нет, я хочу вернуть его государству.
— А тебе какая в том выгода?
— Моральное удовлетворение от того, что справедливость восторжествует. Зло будет наказано. Чем не достойная цель?
Борис метнул на меня острый взгляд и поднял руки, будто сдаваясь.
— Ты самый странный и непредсказуемый человек, Сэв. Невозможно предугадать, что в следующий раз придумаешь или сделаешь.
— Да, я знаю. На том и стою. Звони.
Лариса Беляева, девушка неопределённого возраста в огромных очках, оказалась сотрудницей Краеведческого музея. Она долго и пространно благодарила нас за удостоверение и отказывалась проходить в квартиру. Пришлось чуть не силком втаскивать её внутрь, забалтывать, хохмить и играть на гитаре. Через полчаса я рискнул перевести беседу на профессию девушки.
Мой интерес к скифскому золоту она трактовала по-своему.
— Какой вы разносторонний человек, Всеволод. Обычно неспециалистам скучно слушать о музейных редкостях. А вы так искренне интересуетесь тонкостями нашей работы.
— Люблю загадки истории. Так в вашем музее тоже хранятся скифские артефакты? Это очень интересно. Где их можно увидеть?
— Как раз сейчас с ними активно работают, готовят статью в журнал. Может выставку устроят, а может и в институт Истории повезут. Представляете, до недавнего времени никто и не знал об их существовании, и ещё долго бы не узнал, если бы не журналисты.
— Да вы что? Расскажите, как это случилось?
— Там такая запутанная история. Эту коллекцию извлекли при археологических раскопках в тридцатые годы, и долго решали её судьбу — передавать ли в местный музей или отправить в столицу. До самой войны тянулось. А потом след коллекции затерялся. Не удивительно — началась война, не до того стало. Считалось, что всё ушло в Москву. И вдруг с месяц назад раздался звонок из «Правды», так и так, кто может рассказать о той давней истории? Ну мы им дали номер старой сотрудницы Авдотьи Никифоровны, ровесницы столетия, которая давно на пенсии. А она и вспомнила, что скифо-сарматское золото не повезли в Москву осенью сорок первого. Поступил приказ законсервировать ценности до особого распоряжения. А оно так и не поступило. Где-то в нашем хранилище и лежит, стало быть. Кинулись искать — в учётной документации ничего нет, по книгам поступления коллекция не зафиксирована, а в хранилищах сто тысяч предметов, где там найдёшь. Мы снова к Авдотье Никифоровне — вспомните, во что упаковано было, в каких коробках, особые приметы какие-нибудь. И что вы думаете? Ведь нашли! Правда, не всю коллекцию, только часть, но ведь не верил никто. Сейчас остальное ищут, по старой описи втрое больше должно быть. Представляете, какая сенсация! У нас — и такие редкости! Ну ничего, раз часть нашли, значит и остальное где-то благополучно лежит.