Аферистка
Шрифт:
умоляет о трении.
Беннет дергается от меня, и мои руки падают на столешницу. Я хочу схватить его, но он
слишком далеко. Мои соски напряжены и так же нуждаются в его внимании, как и все
остальное во мне.
— Сведи ноги, — выдыхает Беннет, и тогда я замечаю, что мои ноги свисают с края
стойки и широко раскрыты.
Его взгляд прикован туда, а дыхание тяжелее, чем мое собственное. Его глаза выглядят
дикими, а очертание его твердого члена видно
маленькое влажное пятнышко, и мне интересно, кончил ли он немного, пока я пыталась украсть
оргазм у его груди. Именно в этот момент я вижу, как легко могу держать все в своих руках. Я
могла бы получить от него все, что захочу прямо сейчас, и держу пари, если засуну руку между
ног и начну играть с собой, он вернется ко мне. Но когда он выдыхает болезненное
« пожалуйста», я ловлю себя на том, что сжимаю ноги.
— Обещаю, скоро избавлю тебя от боли, но сначала ты должна поесть. — Он опустил
одну руку на стойку рядом с плитой, и костяшки его пальцев белеют от того, как сильно тот
держится, борясь за контроль.
— Я голодна, — признаюсь, облизывая губы. Это каким-то образом помогает ему
успокоиться, и он кивает.
— Я должен тебя накормить, — снова говорит он и отталкивается от стойки. У меня такое
чувство, что на этот раз Беннет разговаривает сам с собой.
Я смотрю, как он возвращается к готовке, и сладкий запах блинчиков и шоколада
наполняет кухню.
— Знаешь, я не могу действительно проверить твою безопасность, если ты сказал своим
людям игнорировать меня.
Я не вламывалась сюда прошлой ночью. Просто подошла прямо к главным воротам, зная, что двое охранников, стоявших там, следили за мной. Они расступились, и я прошла прямо по
длинной подъездной дорожке.
— Я не хотел, чтобы они прикасались к тебе. Достаточно, что они смотрят на тебя, —
говорит он, пока я наблюдаю, как тот переворачивает блинчики.
— Я слышу ревность? — дразню я.
— Да, — мгновенно отвечает он без доли смущения или извинения. Это на мгновение
сбивает меня с толку.
— Мальчики не любят делиться своими игрушками, да? — Беннет не отвечает мне, кладет
еду на тарелку и добавляет взбитые сливки и сироп. Потом приносит тарелку мне и ставит
рядом.
— Я не мальчик, — поправляет он, и я не могу с этим поспорить. — И я не делюсь тобой.
— Но ты делишься другими женщинами? — смеюсь я, но получается натянуто.
— У меня нет других женщин, а когда они были, мне было все равно, с кем они трахались.
— Он
Он подносит кусочек к моим губам, и я беру сладость в рот. И тихонько вздыхаю от того, как это вкусно.
— Открой, — приказывает он, и я понимаю, что закрыла глаза, наслаждаясь завтраком.
Черт возьми, я просто наслаждаюсь тем, что обо мне заботятся.
— Разве ты не собираешься есть? — спрашиваю я, когда моя тарелка почти пуста.
— О, у меня есть планы поесть, маленький ягуар. — Мои щеки пылают, когда я смотрю
ему в глаза.
— Когда у тебя в последний раз была другая женщина? — спрашиваю я, наконец позволяя
проявиться своей ревности, потому что меня снедает любопытство. Мы в нескольких шагах от
того, чтобы пройти путь до конца и пересечь черту, которая может быть легкой для него, но
трудной для меня.
Он качает головой.
— Честно говоря, я не помню… прошло много времени.
— Я не такая, как они, — шепчу я, показывая свою неуверенность.
— Кто?
— Женщины, с которыми ты был.
— Звучит так, будто ты меня гуглила. — Его дерзкая ухмылка вернулась, и я вижу, что
ему это слишком нравится.
— Ты сковал меня, очевидно, я тебя гуглила. — Я встряхиваю браслет и не даю ему знать, что искала о нем информацию до того, как тот сделал это.
Он хватает мою закованную руку и переплетает наши пальцы. Затем скользит большим
пальцем по кольцу, необходимость которого я все еще не понимаю. Браслета было достаточно, а это похоже на что-то другое.
— Тебя бы здесь не было, если бы ты была такой, как они.
— Ты не приводил их домой? — Трудно избавиться от горечи в моих словах, когда с
каждой секундой он нравится мне все больше и больше. Прямо сейчас я чувствую себя ближе к
нему, чем к кому-либо другому за всю мою жизнь.
— Нет. — Он крепче сжимает мои пальцы своими. — Я никого сюда не привожу.
— Но я здесь.
— И ты останешься, — добавляет он.
— Сегодня, — соглашаюсь я, и его ноздри расширяются в гневе.
— Я не могу вспомнить последний раз, потому что это было так давно. Я даже не
вспомню имя, если ты меня спросишь, — говорит он, его тело напряжено. — С тобой все не
так. Я бы никогда тебя не забыл.
Он обхватывает другой рукой мою щеку, и, очевидно, думает, что то, в чем он признался, сведет меня с ума. Может быть, мне не должно нравится, что тот не может вспомнить их имена, но мне нравится.
— Почему я настолько другая? — спрашиваю я, наклоняясь к его прикосновению.