Афган

Кирпиченко Виталий Яковлевич

Перестрелка затихла сама по себе, как не дающая видимых результатов. Гайдаенко ждал, когда ударит взвод роты Федосеева и выкурит противника из-за скалы. Душманы ждали темноты и поддержки. Минут через сорок донеслись частые выстрелы, взрывы гранат и сквозь треск в наушниках послышался тревожный голос командира взвода лейтенанта Веремчука:

– Мы напоролись на засаду! Двое убиты! Есть раненые!

– Закрепись! Не отходи! – приказал Гайдаенко. – Я вызываю вертолёты!

– Атакуют! – прохрипела рация и задохнулась.

– Держаться! – настаивал командир. – Высылаю поддержку и вертолёты.

Направленец

от авиации уже вызывал вертолёты, он передал, интересующие офицера боевого управления, данные, после чего тот попросил обозначить себя и противника в нужное время ракетами.

Через пятнадцать долгих минут послышался звенящий гул, и вскоре среди гор показались две точки. Вертолеты маневрировали, меняя курс и высоту, приближаясь к цели, увеличивались в размерах. Вот уж видны поблескивающие колпаки остекления, одиночными искорками сверкали отстреливаемые ловушки.

«Пора!» – решил Гайдаенко, и в воздух взвилась зеленая ракета, брызгаясь искрами, она сгорела, не долетев до земли. Две красные, одна за другой, по пологой траектории, со злобным шипением устремились к утёсу. И тут же послышался хрипловатый голос:

– Удаление пять. Подтвердите цель.

– Цель: скопление противника, минометная точка у скалы внизу, – передал направленец.

– Это оторвавшаяся от горы скала? Красная такая? – уточнял ведущий. Направленец подтвердил.

– Работа! – сообщил ведущий, и тут же с двух вертолётов сорвались и помчались с грохотом хлесткие плети реактивных снарядов. Вспухла пылью земля. Обезумевшие от страха душманы кидались во все стороны, и их везде настигали и секли горячие осколки.

Гайдаенко наблюдал за попавшим в беду противником, и не испытывал при этом ни чувства мести, ни жалости, он, как в кино, был зрителем, наблюдавшим жуткую картину запланированного историей уничтожения людей.

– Земля! – затрещала радиостанция. – Чем еще помочь?

– За горой, слева по курсу, в километре-двух наши попали в засаду. Им надо хорошо помочь, при возможности забрать раненых, – передал Гайдаенко. Вертолёты легли на боевой курс, заложив такой крен, что Гайдаенко зажмурился, ожидая беды. А когда открыл глаза, то вертолёты, разбрызгивая винтами солнечные искры, мчались по самому дну ущелья, чудом не касаясь лопастями отвесных скал. Вот они вышли «на горку», свалившись на правое крыло и опустив нос, ринулись в атаку.

Гайдаенко пытался вызвать Веремчука на связь, но тот не отзывался. «Не надо было посылать их туда, – упрекал он себя. – Вызвал бы сразу вертолёты, и обошлось бы без потерь».

Хриплый голос прервал мысли.

– Ещё чем помочь? – спрашивал летчик.

– Поддержите нашу атаку.

– Рассчитывайте на десять минут, – предупредил лётчик.

Хоть и много уже было на счету атак, а все же какая-то сосущая тревога поселилась рядом с сердцем и сжимала его все сильней и сильней.

Взглянув на часы, было 15.20., Гайдаенко ракетой поднял подразделения в атаку. Осыпая камни, устремились вниз солдаты и офицеры. С той и другой стороны защелкали, засвистели пули.

Мелькнула белая чалма. Крупными прыжками Гайдаенко устремился за ней, и тут же почувствовал страшной силы удар в живот, повергший его на острые камни. Каска, звякнув, покатились вниз. Подбежали

Фёдоров и капитан Федосеев. Они залегли рядом.

– Живы, товарищ подполковник? – тронул его за плечо Фёдоров.

– Жив… Ранен в живот… – сглатывая солоноватую сукровицу, ответил Гайдаенко. Глубоко вздохнув, приказал Федосееву принять командование группой.

– Поспеши. Уйдут, – слабеющим голосом сказал он.

– Хрена куда уйдут! – зло выругался Федосеев, срываясь с места туго взведённой пружиной.

Фёдоров ввёл командиру обезболивающее и кинулся искать фельдшера. Зажав ладонью рану, Гайдаенко следил за боем. Он видел, как сужался круг, как выходили из укрытий душманы с поднятыми руками, как Федосеев швырнул за скалу одну за другой две гранаты, а потом сам метнулся туда, сея огонь из автомата. «Пропадёт ведь, отчаянная голова!» – подумалось.

Всё реже и реже трещали выстрелы, всё больше набиралось сдавшихся. Через четверть часа всё было кончено. В плен захвачены двадцать три душмана. Убитых никто не считал, свои потери – три человека, без учета взвода Веремчука, от него по-прежнему не было никаких вестей. Как никогда было много тяжелораненых. Работы медикам хватало. Около Гайдаенко, задыхаясь от бега, облитый кровью, упал на бок санинструктор Тумашевский. Вскрывая пакет, оправдывался:

– Не мог сразу к вам, товарищ подполковник, – говорил он, все еще тяжело дыша. – Сарнов тяжело ранен в грудь, еле вывел его из шока, много крови потерял. – Перевязывая рану, опрометчиво присвистнул и отправил Фёдорова к рации, чтобы передали команду летчикам сесть и забрать раненых.

Провели пленных. Шли они, опустив головы. Видной фигурой был тот, в белой чалме. Он не поднимал головы, не смотрел по сторонам, он не замечал никого и ничего. Сверкающей белизны чалма в двух местах пробита, черная с проседью борода обрамляла холеное лицо, черные притуманенные глаза отрешенно, невидяще остановились на одной точке, руки спокойно и методично перебирали чётки.

«Этот знает, за что воюет, – подумал Гайдаенко, провожая взглядом пленных. – А эти-то, в рваных галошах, за что?»

Подбежал Федосеев.

– Как вы, товарищ подполковник?

– Терпимо. Командуй до конца операции. Не горячись. Береги ребят… Я скоро вернусь, передай им…

Вертолётчики знали своё дело, без команды пошли на посадку. Проходя над лежащим Гайдаенко, обдали его тугой струёй воздуха, запорошили волосы каменной пылью. Из раскрывшихся дверей первого вертолёта выскочил бортовой техник и побежал к группе солдат, от них – к Гайдаенко. Доложил, что могут взять на каждый борт семь-восемь раненых, которые могут сидеть, или по четыре лежачих. Только надо спешить, предупредил он, топливо на исходе.

Рядом лежал солдат с простреленной грудью. От большой потери крови он был так бледен, что этого не мог скрыть крепкий загар. Бегом, на плащ-палатке несли ещё одного раненого, с ним, придерживая тяжелую сумку с красным крестом, бежал Тумашевский. Впихнув и этого раненого в вертолёт, он стал искать взглядом местечко, куда бы самому втиснуться.

– Всё, сержант! Полный комплект, – сказал бортовой техник, показав на раненых.

– Но я должен быть с тяжёлыми, – настаивал Тумашевский. Борттехник, молча, захлопнул перед ним дверь.