Афганская бессонница
Шрифт:
— Это ты? — разочарованно сказал я. — Слушай, они, похоже, потерялись.
— Еще бы! Такой туман!
— Странно, что они не отзываются на крики. Не слышат, что ли?
Хабиб в сомнении покачал головой:
— Я же услышал.
— Давай выйдем к дороге, найдем их следы и пойдем по ним. Да не по твоим следам! Лучше краем поля.
Мы пошли по твердой земле вдоль оливковой рощи. Метров через двадцать мы почти наткнулись — туман еще сгустился — на оставленный на краю поля плуг. Чуть дальше проявились оглобли и хомуты. Волов в упряжке уже не было, крестьянина тоже было не видать.
Хабиб что-то крикнул
Мы вышли на дорогу и минут через пять натолкнулись на нашу «Волгу». Смотри-ка, музыки больше не было слышно! Что, водитель тоже пропал? Мы подошли вплотную — стекла запотели, и сквозь них ничего не было видно. Я открыл переднюю дверцу. Водитель встрепенулся на своем сиденье — он спал.
Мы с Хабибом вернулись к полю и нашли следы Ильи и Димыча. Сначала они были размашистыми — ребята бежали, чтобы догнать крестьянина. Вот здесь Димыч поскользнулся, но, видимо, остался на ногах. В земле осталась глубокая ямка — он удержался, оперевшись о сложенный штатив. Метрах в тридцати была небольшая затоптанная площадка. Да, отсюда они снимали. Крестьянин не мог на них разозлиться за то, что они портили ему пашню? А затем перебежали — шаги опять большие — вон туда. Потом опять перешли на шаг и двинулись вон туда.
Здесь отпечатками ног на глине был написан целый рассказ. Ребята снимали — копыта от штатива глубоко врезались в почву. Оттуда, из оливковой рощи к ним вышли двое в американских армейских ботинках с крестами на подошве. В месте, откуда они снимали, следов было много.
— Отойди, не топчись там, — отогнал я Хабиба. — И так ничего не понятно.
Следопыт я был начинающий, запутаюсь и без его помощи. Вот следы ребят, а вокруг отпечатки крестов на солдатских ботинках. А потом они идут в обратном направлении, уже все вместе. Похоже на правду. Те двое, разумеется вооруженные, вышли из рощи и увели ребят за собой.
— Смотри! — закричал Хабиб.
Он шел ко мне с нашей сумкой в руке. Я зачем-то отстегнул молнию. Но я и так знал, что там лежит — широкоугольный объектив, аккумулятор, запасная кассета, провода.
— Где она лежала?
— Вон там!
Все правильно! Их под дулами автоматов повели в рощицу, и Димыч, улучив момент, отбросил сумку в сторону. Чтобы мы ее нашли и поняли, где их захватили. Для очистки совести мы посмотрели вокруг, нет ли еще чего. На следы мы старались не наступать — поиски предстояло начинать отсюда.
Быстрым шагом мы вернулись к машине.
— Поезжай на базу и попроси, чтобы сюда срочно направили людей. Пока еще не совсем стемнело, — сказал я Хабибу. Хотя ясной ночью видимость была бы лучше, чем в этом облаке.
— А ты?
— Я останусь здесь. Вдруг ребята появятся.
Эта надежда была нелепой, я знал. Но вдруг!
— А если и ты пропадешь? — возразил Хабиб. — Я советую вместе поехать на базу.
Резонно! Сомнений в том, что ребят похитили, было мало. Но вдруг это был патруль моджахедов? Охранная грамота доктора Абдуллы была у меня. Ребят отвели к командиру, проверили документы, связались, с кем надо, по рации и теперь отпустят. Они вернутся сюда, где мы договорились встретиться, а здесь никого.
— Нет, поезжай ты! — решил я. — Мобилизуй столько людей, сколько сможешь. Если надо, пробейся к самому Масуду через Асима или Фарука. И чтоб через сорок минут ты был здесь!
Я понял, почему это не мог быть патруль, когда машина уже отъехала. Если бы речь шла о банальной проверке документов, Димыч не стал бы отбрасывать в сторону сумку.
Я откинул одеяло — в нашей, сейчас только моей, каморке было ужасающе душно. Я встал и открыл дверь в коридор. Из-за дверей соседних комнат слышались голоса, смех, вспышки дружелюбно спорящих голосов. Последняя ночь Рамадана!
За каждой из этих дверей, как мы вчера узнали от Хабиба, жил министр, а то и два — гостевой дом был отдан членам правительства. В комнате, куда нас переселили с нашей полярной веранды, раньше жил министр геологии. Я думаю, что это был тот достаточно молодой мужчина с европейской бородкой, который, когда мы здоровались с ним в коридоре или в очереди в единственную умывальную комнату, едва что-то бурчал в ответ. Наверняка им кого-то уплотнили.
Я толкнул входную дверь и вышел на крыльцо. Туман рассеялся. Над головой было бархатное высокое небо с россыпью огромных, ярких, переливающихся разными оттенками звезд. Я покрутил головой — я не помню, чтобы видел когда-либо такой восхитительный небосвод, разве что в планетарии.
Я поежился: на улице заметно похолодало. Пожухлая трава у крыльца подернулась инеем. А на гортань у меня как будто плеснули кислотой. Меня точно прохватило в машине, надеюсь, что не ангина. Я еще пару раз наполнил грудь свежим воздухом и пошел к себе. Хан-ага, наш маленький угрюмый официант и истопник, чуть не наткнулся на меня со своими термосами в руках. Он отшатнулся, как если бы ждал, что я его ударю, и пробормотал что-то извиняющееся. Я только потрепал его по волосам. Хан-ага улыбнулся своей сумрачной, затаенной улыбкой: он понемножку приручался.
Я улегся на свою подстилку, теперь уже явственно различая голоса за стеной. Я жил, как все афганцы: весь день что-то делал и всю ночь бодрствовал.
…На месте, где вчера пропали ребята, я провел один больше часа. Я не прятался: нашел у дороги упавшее дерево, с которого уже спилили на дрова все ветки, сел на его ствол и нахохлился, чтобы не потерять тепло. По дороге из города выходили последние ослики, некоторые, раз товар был продан, под грузом своих хозяев. В город проехала конная пролетка, украшенная красными бумажными цветами, и минут через десять совсем медленно, чтобы не вылететь с дороги в тумане, большой грузовик с гордой надписью на английском языке на забрызганном грязью борту: «КАМАЗ — король дорог». На афганских дорогах могли выдержать только советские машины, типа КамАЗов или «уазиков» — о «мерседесах» и «тойотах» местные водители отзывались пренебрежительно.
В следующий раз шум мотора раздался уже со стороны города. Это был ГАЗ-131 с полным кузовом моджахедов. Он затормозил, немного не доезжая, и, увидев вышедшего из кабины Хабиба, я пошел ему навстречу. Помощь прибыла.
Во главе бойцов Дикой дивизии был сам командир Гада. Но для конспирации мы с ним лишь формально пожали друг другу руки. Да и главным был не он, а Наджаф — тот рыжеволосый телехранитель Масуда, который помогал нам с ремонтом зарядника. Он уточнил у меня, на каком поле пропали ребята, разделил отряд на несколько групп и послал их в разные стороны.