Афганская бессонница
Шрифт:
Я проснулся, когда машина тронулась, что-то промычал Фаруку, снова отключился. Смутно помню, что мы остановились еще где-то, после чего Фарук вернулся уже один — с ним не было даже Хабиба. Тогда у меня еще проскользнула мысль: «А как же Хаким Касем? У меня был повод с ним встретиться, чтобы снять интервью. А теперь как с ним встретиться? И когда?» В следующий раз я пришел в себя на базе — Фарук тряс меня за плечо. Я посмотрел на часы — было начало третьего. Вертолет мог вылететь самое позднее в пять.
— Ты совсем больной! Вот тебе лекарства, — Фарук сунул мне в руку какие-то две упаковки, — поезжай домой и лечись. Толку от тебя все равно
Фарук улыбался, но я не обиделся — он был прав. Я хотел было сунуть лекарства во внутренний карман куртки, но вспомнил, что там был изумруд. «Лекарства положи в карман, а камень достань и держи в руке! Раз сумел украсть, чего стесняться?» — сказал кто-то у меня внутри. Я даже знал, кто. В моей профессии достаточно моментов, неприглядных с точки зрения общечеловеческой морали. Я сам стараюсь обходить их мыслью, а этот вот голос совести никогда не применет меня в мою же кучу ткнуть носом.
— У тебя вещи собраны? — спросил веселый контрразведчик.
Я вспомнил своего учителя Некрасова с его неисчерпаемым запасом поговорок и афоризмов на все случаи жизни.
— У нас говорят: «Солдату собраться — только подпоясаться».
— Ха-ха! Ты вещи ребят собери тоже. Я надеюсь, мы их найдем до отлета, но все же… Пусть все будет готово.
— Фарук, ты должен понимать, что я без них не полечу.
Фарук недоуменно посмотрел на меня. В глотке у меня снова был огненный шар. Я достал фляжку и отхлебнул.
— Извини, это единственное, что мне немного помогает.
— Ты серьезно? — спросил Фарук. — Я про вертолет.
— Совершенно.
— Ты не понимаешь, что завтра с рассветом здесь могут начаться бои?
— Они начнутся и для ребят. Которые непонятно где.
— Но ты-то можешь уехать! Даже я улечу.
Я покачал головой. Слов я старался произносить минимум:
— Я их здесь не оставлю.
Фарук, глядя на меня, расхохотался. Наверное, это и вправду было похоже на бред больного с температурой за сорок.
— Но как ты им можешь помочь? Мы продолжим прочесывать дома, хутора, всякие блиндажи. Они найдутся, и мы их отправим вслед за тобой. От тебя ведь действительно никакого толку, согласись!
Я упрямо качал головой. Фарук посмотрел на меня, и по его взгляду я понял, что он понял. Я здесь нужен был для того, чтобы ребят продолжали искать. Он тоже это знал.
— Хорошо, у нас еще есть время, — примирительно сказал Фарук и добавил пару фраз на дари для водителя. — Все-таки собери все ваши вещи — ребят могут найти в последний момент. Водитель отвезет тебя домой.
Я отказываться не стал.
А дальше… Как так могло получиться? Я вернулся раньше времени? Хабиб с Фаруком плохо друг друга поняли? Человек, который должен был стоять на стреме, отлучился на минутку, когда я подъехал? Не знаю. Но когда я вошел в комнату, Хабиб рылся в наших вещах.
Он повернул ко мне свое круглое лоснящееся лицо с бегающими глазками. Он был испуган. Рот у него был полуоткрыт, и нижняя губа дрожала.
— Это ты? Я хотел… Я только хотел взять свои деньги!
Хабиб прекрасно знал, где лежат его деньги. Там, куда мы их при нем же положили — под провода в сумку с аккумуляторами, которую мы с собой на съемки не возили. Эта сумка лежала в самом низу, под всем нашим багажом. А руки нашего переводчика были в сумке Димыча.
Говорить мне было слишком больно. Я отпихнул Хабиба — возможно, слишком резко: он едва устоял на ногах. Ухватившись обеими руками за оттопыренный карман аккумуляторной сумки, я вытащил ее из-под груды вещей. Вышвырнув наружу провода, рамки и еще какие-то уже ненужные теперь ценности, я достал пакет с деньгами и, не глядя, протянул его за своей спиной. Пакету упасть не дали.
Я обернулся. Губа у Хабиба по-прежнему дрожала, но заговорить со мной он не решался. Я полез за бумажником: я должен был ему за вчерашний день. Наверное, он и на сегодняшний рассчитывал. «Снимаете вы или нет», — вспомнил я. Я достал двести долларов, сунул их Хабибу куда-то за воротник — он был в бурнусе, а руки у него были заняты его походным банком. Потом взял его за шкирку, открыл дверь и молча вышвырнул его из комнаты.
И чуть не сбил Хабибом Хан-агу — мальчик едва успел увернуться. Что, это он должен был стоять на шухере? Но взгляд у Хан-аги был лишь удивленным, без тени замешательства или страха. Я кивнул ему и закрыл дверь. Я это понял чуть позже, но я был рад, что мальчик меня не предавал.
Дверь в нашу комнату не запиралась, да и входили в нее без стука. Поэтому я раскидал наши вещи между порогом и дастарханом и, не раздеваясь, сел на пол, подперев дверь спиной. Окно было занавешено плотной шторой, так что я мог действовать смело. Я хлопнул себя по внутреннему карману, но почувствовал лишь собственные ребра. В боковых карманах — в одном фляжка, в другом упаковки с лекарствами. Я запаниковал. Изумруда точно нет! Потерял, что ли? Или Гада как-то дал мне его так, что тут же незаметно забрал назад? Нет, не может быть, он вложил мне камень в руку, и потом я незаметно щупал его в машине! Я с трудом стянул с себя куртку и для очистки совести стал мять ее, начиная от воротника. Где-то на полпути рука моя наткнулась на твердый предмет. Уф! Действительно, командир Гада шел от меня слева, так что я сунул камень или что там было в правый карман. А думал, что в левый!
Я достал мешочек. Он был из очень толстой, но мягкой кожи, затянутой витой шелковой бечевкой. Я растянул горлышко. Внутри был еще один слой — целлофан с воздушными пузырями, в какой упаковывают посуду. Знаете, многие не могут удержаться, чтобы не пощелкать ими? Я развернул целлофан — под ним был огромный, переливающийся даже в полутьме изумруд.
Мои впечатления? Вы никогда не видели таз, в который вывалили ведро черной икры — калужьей, самой крупной? В ресторане ее подают по бешеной цене в количестве чайной ложки, а здесь — целый таз! Вот это было примерно то же самое. Несоразмерность, чрезмерность камня делали его почти уродливым. Это был какой-то мутант.
Но впечатляющий мутант! Изумруд был размером с гусиное яйцо, только вытянутое. Когда ты им играл на свету, его темно-зеленый цвет, как и было сказано в справке Бородавочника, отливал голубым, будто у него внутри была налита ясная вода тропических лагун. Нет, изумительный камень! Только слишком крупный.
Я упаковал его, как он и был. Контейнер для его перевозки был заготовлен. В Москве не знали, как раздобыть «Слезу дракона», а как перевезти, продумали до тонкостей. У меня с собой был такой маленький вертикальный чемоданчик на колесиках, его разрешают брать в салон. Колесики крутились в пластмассовых гнездах, которые в данном случае были великоваты. Дело в том, что в каждом из гнезд была полость, в одну из которых я и засунул изумруд. То ли камень оказался больше, чем ожидали в Конторе, то ли защитные слои были слишком толстыми, но он вошел в гнездо впритык.