Афганская бессонница
Шрифт:
Я кивнул.
— Будешь спать здесь, — сказал он, указывая на соседнюю кровать. — Мне ведь даже не с кем поговорить.
У двери послышался шум. Конвоиры, которые хотели посмотреть, какой прием ждет меня на этот раз, разочарованно покидали камеру.
Первую ночь я не спал, вторую практически тоже. Не потому, что рассказывал Хуансито, который открывал для себя мир идей, про Карла Маркса, Фрейда и Махатму Ганди, — я ждал своих убийц. Я не знал еще, что в качестве главного сказочника короля я был неприкосновенен.
Я говорю все это к тому, что тюрьма Талукана меня не
И все же я предпочел бы нашу камеру в Сантьяго! Там мы спасались не от холода, а от жары.
Знаете, кто принес мне лекарства? Хан-ага! Хороший мальчик пришел проведать меня в мечеть, там ему сказали, что меня увезли в тюрьму, он пришел сюда, пакистанец дал ему денег и велел купить лекарства, что он и сделал. Он рассказал мне эту сложную цепочку, тыча пальцем в пункты на воображаемом плане Талукана, и я все понял. Мне даже хватало слов, чтобы навести справки о знакомых.
— Хусаин жив? Хусаин — хуб, хорошо?
— Хусаин хуб, — подтвердил Хан-ага.
Говорить нам особенно было не о чем, но теперь у меня был связной. И возможно, даже больше, чем связной.
Я уже успел продумать свою ситуацию. Мне нужно было отсюда бежать. Да, моим тюремщиком был наш агент, но именно это и делало мое положение чрезвычайно опасным. Я уже видел, что он сделал с людьми, которых лишь отдаленно заподозрил в том, в чем они могли бы отдаленно заподозрить его. Я бы сто раз предпочел оказаться в руках того басмача, Пайсы, чем этого психопата с манией величия. Мне нужен был мой пистолет.
— Хан-ага, слушай меня внимательно. — Я усадил мальчика рядом с собой на соломе. — Ты, — я ткнул его в грудь, — пойдешь в мечеть. Мечеть, мулла! Понимаешь?
— Мулла, масджед, — кивнул мальчик и показал на меня, мол, та, где ты ночевал?
— Да-да, масджед. Молодец, слушай дальше! Там на моей лежанке, — я вытянулся на соломе, — где я сплю, понял? Там под подушкой лежит пистолет.
Я изобразил все: как я сплю, подложив руку под щеку, как он перевернет подушку и найдет там — я сжал руку в кулак, вытянул указательный палец и выстрелил: «Ба-бах!».
— У тебя есть пистолет? — поразился мальчик.
— Да-да, ты правильно понял. — Я сунул воображаемый пистолет в карман, засеменил указательным и средним пальцами по полу, изображая путь по улицам Талукана, и показал на камеру. — Принеси мне его сюда!
Хан-ага понял.
— Хуб! — сказал он. То есть «хорошо».
— Не побоишься?
Как же это показать? Я изобразил плачущего человека, трясущегося человека, закрыл себе лицо руками. Мальчик не понимал. Он перехватил мою руку и пантомимой и несколькими словами изобразил задание. Хан-ага пойдет в мечеть, перевернет подушку, возьмет пистолет и принесет его сюда. Правильно? Я потрепал его по стриженой голове: правильно!
— И знаешь, что еще? — Я изобразил, как я отвинчиваю крышку и с наслаждением пью из фляги. — Фляжку мою принеси, понял?
Хан-ага кивнул. Потом искоса взглянул на меня и чуть-чуть улыбнулся. Он понимал, что это — человеческая слабость, но судить взрослых не брался.
После его ухода я открыл дверь и высунулся в коридор. Мне нужно было понять, как функционирует охрана. Мой сторож сидел, нахохлившись, на колченогом стуле и постукивал ногой о ногу — в коридоре было не теплее, чем в камере. Ему было от силы двадцать. Не знаю, были ли заключенные в других камерах, но на весь коридор он был один.
— Малыш, — сказал я. — Ты бы принес мне воды?
Я показал лекарства, даже вытащил одну таблетку из упаковки и показал, что мне нужно ее запить.
Талиб что-то буркнул, как отрезал. Типа нельзя, не положено!
— Парень, ты не понял.
Я показал, как я мерзну: ды-ды-ды! Потом как он мерзнет: ды-ды-ды! Вот мне одна таблетка, а вторая — ему, чтобы не ды-ды-ды!
Парень задумался. Потом встал со стула и крикнул кому-то:
— Захин! Захин! Захин, иди сюда, где ты там запропастился!
Удивительно, как много всего понятно безо всяких слов!
С лестницы к нам в подвал спустился еще один талиб, такой же мальчишка! Он точно дремал где-то, и мы его разбудили. Мой охранник о чем-то попросил его — они были на равных.
— Ааб? — спросил меня тот, второй.
Этого слова я не знал, но на всякий случай подтвердил: ааб. Посмотрим, что он принесет!
Второй талиб исчез. Я посмотрел на своего тюремщика и улыбнулся ему. Так, слегка, как улыбаются друг другу незнакомые люди в лифте. Но тот уловил в моей попытке пообщаться угрозу. Он схватил свой автомат и стволом указал мне на дверь камеры. Вали, мол, к себе!
Я вошел в камеру, но даже не стал садиться. И точно, через минуту в коридоре послышались шаги, короткие переговоры, и мой охранник вошел в камеру с оловянной, местами помятой миской в руке. Видимо, в тюрьме это был единственный вид посуды. Но в миске плескалась вода! Вода — ааб, запомнил я на будущее.
Я вытащил таблетки из упаковки и предложил их талибу:
— Выпей, для профилактики!
Тот посмотрел на меня, но по здравом размышлении отказался. Еще отравят!
Я выпил лекарство, плюхнулся на солому и потер руки. И чтобы согреться, и от чувства удовлетворения. Похоже, удрать отсюда будет не так сложно. В принципе, я мог бы разоружить своего часового и голыми руками. Но он не один, и это не компьютерная игра, где у тебя в запасе есть еще пара жизней.
И тем не менее будущее стало казаться мне таким радужным, что я даже ненадолго отключился. Во всяком случае, когда распахнулась дверь, я был где-то далеко.
Это был тот же парнишка, и тот же жест стволом автомата — на выход! Пропустил он меня мимо себя грамотно — отошел за дверь, дал мне выйти и пристроился сзади. Я поднялся на первый этаж и вопросительно посмотрел на него: теперь куда? Конвоир мотнул в сторону кабинета начальника.
Хаким Касем находился в радостном, но сосредоточенном возбуждении: видимо, жизнь у него окончательно наладилась. Он снова ходил из угла в угол, как Чаплин в роли Гитлера. На запястье у него была петля стека, и он играл им, покручивая в разные стороны.