Афганский рубеж
Шрифт:
— Карим, этого на борт. И давай подмогу вызывать, — сказал я, но она уже не потребовалась.
Среди обломков появились несколько человек в отечественном полевом обмундировании. Сразу начали занимать позиции и отстреливаться от духов.
— Взяли, Сабитович, — сказал я, и мы устремились к вертолёту.
Двое парней в форме «прыжковке» достали лётчика и потащили в нашу сторону.
Над головой слышен шум винтов одного из наших Ми-8, который начал отрабатывать по наступающим духам из пулемётов, прикрывая
Только мы с Каримом уложили спасённого лётчика, как бойцы в форме «прыжковке» и трофейных нагрудниках китайского производства притащили и второго.
Форма явно непростых мотострелков.
Второй лётчик был жив, но правая нога, буквально вывернута в обратную сторону.
Взяв с борта плащ-палатку, мы достали обгоревшее тело третьего члена экипаж и, завернув его, положили в грузовую кабину.
— Клюковкин, живее! — подталкивал меня в спину Сопин, одетый в форму облегчёнку.
На груди у Игоря Геннадьевича был самодельный брезентовый «лифчик» с запасными магазинами к автомату. Так в Афгане именовали нагрудник, сшитый своими руками.
Группа Сопина начала садиться на борт. Со спины уже никто не стрелял. Видимо, вертолёты уже погасили все очаги сопротивления.
Я занял место в кабине, и Димон начал взлетать.
Как только последний из бойцов запрыгнул в грузовую кабину, Сабитович закрыл дверь.
— 207й, все на борту, взлетаю, — доложил Батыров и оторвал вертолёт от земли.
Разгон, винты поднимают пыль и камни в воздух. Димон отворачивает влево в долину и покидает окрестности Махмудраки.
— 201й, понял. Группе возврат на Окаб, — сказал в эфир Енотаев.
Слева было видно, как на предельно малой высоте, чуть не цепляя крыши домов, разворачивается вертолёт командира. На канале управления царит хаос, создаваемый нашим руководством.
— 201й, я 105й, доложить обстановку! — надрываясь, запрашивал Берёзкин.
Но Енотаев не отвечал. Ему сейчас некогда, поскольку он маневрирует, уходя из опасного района. Мы тоже снижаемся на 50 метров и берём курс в район Баграма.
— Узнай состояние, Сабитыч, — сказал Батыров.
— Да, командир.
Карим встал со своей сидушки и ушёл в грузовую кабину. Только сейчас я смог почувствовать облегчение. Направил на себя вентилятор, чтобы хоть немного было свежо. Но подобный «бортовой кондиционер» не охлаждает совсем. Утёр рукавом пот со лба и лица. Димон протянул флягу с водой, чтобы я попил, но желания особо не было.
— Вы только выскочили, а тут в эфир позывной странный запрашивает. Мол, идём эвакуировать, — сказал Батыров.
— Да. Это Игорь Геннадьевич, — ответил я.
Димон улыбнулся.
— Ничего удивительного. Главное, что вовремя. Там духи шли за лётчиками. Нам самим не вывезти было.
В кабину вернулся Сабитович и показал поднятый вверх большой палец.
— Командир и оператор прыгнули. Поломались, но жить будут. У лётчика-оператора шок, но десантники привели в чувство. А вот бортач… ну, Саня видел.
Скорее всего, он просто не успел. На Ми-24 бортовой техник вообще заложник ситуации в такие моменты. Ему сложнее всего выпрыгивать из грузовой кабины, поскольку он сидит отдельно от экипажа.
— Окаб, 207й, иду к вам с посадкой, — доложил в эфир Димон.
— Вас понял. Что-то нужно для встречи? — запросил руководитель полётами.
Батыров хотел уже запросить средства, но к нам заглянул Сопов. Борода растрёпанная, а лицо вымазано в пыли. Он начал говорить Кариму на ухо.
— Командир, просят рядом с медсанбатом садиться. Раненных и погибшего быстрее доставим. Плюс они там тоже выйдут, — передал Сабитович слова Сопова.
— Принято, — ответил Димон и доложил об изменении курса в Баграм.
Тут же в эфире раздалось ворчание товарища Берёзкина.
— Всем посадка на Окабе! Как поняли?
Батыров вопросительно посмотрел на меня. Я бы на его месте даже не сомневался, как правильно поступить.
— Командир, разреши, я возьму управление?
Димон отрицательно помотал головой и отвернул в сторону медсанбата. Через руководителя полётами передали, чтобы связались с медиками и те были готовы к встрече.
Через несколько минут, мы прошли над площадкой рядом с баграмским госпиталем. Выполнили посадку на металлическую поверхность. Рядом уже стояли две санитарки и несколько человек в халатах.
Раненных быстро выгрузили. Группа Сопина вышла следом, помогая раненным добраться до носилок. Следом вынесли и обгоревшее тело третьего члена экипажа.
— Командир группы сказал, что парней сопроводит. Передал большое спасибо, — сообщил по внутренней связи Карим, когда закрыл дверь в грузовую кабину.
— Саня, — позвал меня Батыров и показал на ручку управления.
— Понял. Взлетаем, — ответил я, взял управление и оторвал вертолёт от площадки.
Выровнялись и взяли курс на полосу аэродрома. Лететь недолго, но для Димона и это было сложно. Он прям в кабине достал пачку сигарет и закурил, приоткрыв блистер.
Через пару минут мы выполнили посадку и зарулили на стоянку. Остальная группа уже выключилась и ждала нас. Тут же был и товарищ Берёзкин, который что-то выговаривал Енотаеву. Причём делал это при всех. Судя по жестикуляции, начальник политотдела был очень зол.
— Ругается, — заметил Карим, увидев размашистые движения Берёзкина.
— Ещё и наградят его за оплошность, — предположил Димон.
— А нас накажут за правильные действия, — добавил я.
— Наградить виновных, наказать непричастных, так, что ли? — возмутился Батыров.