Афганский шторм (Операцию «Шторм» начать раньше…)
Шрифт:
Дауд прошел в зал заседаний, занял свое место…
Необходимое послесловие. Братья Ареф и Садик Алемьяры, застрелившие члена ЦК НДПА М.
А. Хайбара, будут повешены в июне 1980 года.
26 апреля 1978 года. Кабул.
Знать бы министру национальной обороны Афганистана генерал полковнику Хайдару Расули, на чьем пиру он гуляет, дав команду во всех дивизиях накрыть праздничные столы и, не снижая, правда, боевой готовности, провести увеселительные мероприятия. «В связи с подавлением коммунистов» — так мог бы гласить приказ, попытайся командиры найти причину столь странного распоряжения в будний день.
Из всего руководства НДПА только Хафизулла Амин находился пока хоть и под арестом, но дома. Во первых, он не представлял собой ключевой фигуры, а во вторых, мог сойти за «живца».
И уже было отмечено, что к нему пытался пройти инженер Зариф, в поле зрения полиции попало еще несколько человек, ранее не числившихся в активных партийцах. Ничего, вечером и
Хафизулла займет надлежащее ему место.
Вечером и впрямь Амина перевезли из дома в тюрьму.
— В дом заходили только его дети и старший брат Абдулла, — доложила охрана своему начальству.
И все было бы верным в этом докладе, если бы не одно обстоятельство: в дом входил не
Абдулла, а очень сильно на него похожий Факир, один из приближенных Амина. Всего несколько минут длилась встреча, но после нее Факир, поплутав по городу, пришел к Саиду
Гулябзою, младшему лейтенанту афганских ВВС, заведующему канцелярией своего командующего. Доложил: поступила команда на начало вооруженного выступления. От
Гулябзоя сигнал пошел к командиру танкового батальона майору Ватанджару, далее — к начштаба войск ВВС и ПВО подполковнику Абдулу Кадыру.
Не зря лелеял и одновременно боялся своей армия Дауд. И хотя буквально накануне из ее рядов было уволено около 200 офицеров (за левые взгляды, за участие в митингах), именно партийные структуры НДПА в армии оказались не только самыми многочисленными, но и самыми законспирированными. Здесь в практике работы были только «тройки» и «пятерки», а если учесть, что халькисты и парчамисты, несмотря на объединенное руководство, действовали без связей друг с другом, то чистка Дауда в верхнем эшелоне командования армией прошла для
НДПА безболезненно. Дальновидным оказался и Амин, отвечавший в ЦК за работу в армии и сделавший ставку на младших офицеров. А уж насчет ареста руководителей партии вообще как в воду глядели — всего месяц назад, в марте, в партийные организации пришло указание ЦК: если пройдут аресты членов Политбюро, это автоматически является сигналом к вооруженному восстанию. Так что Дауд, сам того не зная и не желая, приказом на арест Тараки и Бабрака отдавал и приказ на начало восстания против самого себя.
А тут и Гулябзой подтвердил: дана команда начинать.
27 апреля 1978 года. 9 часов утра. Кабул.
В 9 часов, когда президент страны Мохаммад Дауд вошел в зал заседаний и занял свое место председателя, в это же время к командиру 4 й танковой бригады без вызова прибыл майор
Аслам Ватанджар. Перед дверью кабинета он проверил пистолет, расправил складки на кармане кителя, куда положил оружие на случай провала, постучал.
Став по стойке «смирно» и отдав честь генералу, комбат сказал:
— Генерал, вы, конечно, больше, чем все мы, обеспокоены положением, которое сложилось у нас в стране, и поэтому я пришел к вам, своему командиру.
Комбриг, озадаченный появлением майора, пытался только что то понять, а Ватанджар продолжил:
— Поскольку армия приведена в состояние боевой готовности на случай возможной реакции по поводу арестов коммунистических лидеров, я прошу разрешения выдать моему батальону боезапас.
— Зачем? — пришел в себя генерал: слова про боезапас дошли до него, видимо, быстрее.
— Чтобы я мог двинуть танки на защиту Арка, если вдруг последует такой приказ.
Командир пристально посмотрел на майора. Любимец Дауда, помогавший ему совершить переворот в 1973 году, он, конечно, и сейчас готов стоять стеной за своего президента. Перевел взгляд на телефон, по которому всего несколько часов назад получил приказ быть готовым ко всем неожиданностям. Да, комбат прав, подстраховаться и в самом деле просто необходимо, почему он не догадался об этом сам.
— Разумное решение, — согласился наконец комбриг. — Я отдам распоряжение, чтобы одной из ваших рот выдали несколько снарядов.
Он размашисто написал приказ, немного подумал над цифрой и поставил «6». Шесть снарядов на 12 танков — этого вполне достаточно, чтобы быть грозной и своевременной силой.
«Знал бы он, для кого и для чего выписывает эти снаряды», — подумал Ватанджар, принимая приказ. Отдал честь ивышел. Отойдя несколько шагов, перечитал распоряжение командира и около цифры «6» поставил точку.
27 апреля 1978 года. 12 часов дня. Кабул.
Танк стремителен и красив в поле, на стрельбище. Здесь он — боевая машина, воплощение своей сути. Кроме огневой мощи, брони, маневренности советские танки всегда отличались и определенной элегантностью — отдадим должное советским конструкторам перед их зарубежными коллегами.
Но на улицах города любой танк просто страшен. Он мгновенно перечеркивает гармонию, сбивает ритм города. Трудно, невозможно, например, представить танки, останавливающиеся у светофоров, уступающие дорогу пешеходам. Лязг траков, рев двигателей, выхлопные газы — нет, не для города они, не для города.
И поэтому, когда сразу несколько, пусть и небольших, танковых колонн вошли в полдень в
Кабул, жители афганской столицы не столько с любопытством, сколько с беспокойством провожали взглядами боевую технику. О о, мудрые дуканщики! Они первыми на всякий случай стали закрывать свои лавки. Зашептались и базары: к Арку, к Арку, боевые машины идут в сторону Президентского дворца. Оставался непонятным главный вопрос — зачем?