Афганский шторм (Операцию «Шторм» начать раньше…)
Шрифт:
— Это я. У тебя…
— Папа, ты где, откуда? — перебила, обрадовавшись, Оля.
— В Москве. У тебя все в порядке?
— Да а.
— Хорошо, я потом перезвоню.
Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошенный от главного известия.
Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:
— Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С информацией, которую получаю от тебя, я вечно выгляжу белой вороной.
От былой любезности Епишева не осталось и следа. «Значит, ЦК не удовлетворен моей информацией. Вернее, тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не
Амину лично, Епишев сказал хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по настоящему еще не вошел в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, а те, кто оглядывается на комитетчиков, все равно категорически против «Хальк» не выступают. Значит, ЦК начинено информацией
КГБ».
— Вам надо возвращаться назад, — не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.
— Домой я могу заехать? — попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину своего странного вызова в Москву Заплатин.
— Конечно, — не понял Алексей Алексеевич подоплеки. — Самолетов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.
«Да нет уж, хоть день, но дома побуду», — подумал Василий Петрович.
Необходимое послесловие. Епишев не случайно произнес эту фразу насчет самолетов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее устное распоряжение, о начале формирования 40 й армии.
Утром Заплатина вновь срочно вызовут к Епишеву. Тот возьмет его с собой к министру обороны. Устинов вначале будет занят, потом уедет почти на два часа, предупредив, чтобы ждали его. Вернувшись, пригласит Василия Петровича в кабинет, протянет шифровку.
Заплатин вначале прочтет подпись — «Представитель КГБ», и, уже почти зная, что там написано, пробежит ее глазами. Да, все то же: в Афганистане все рушится, Амин занимает все более проамериканские позиции.
— Я бы своей подписи здесь не поставил, — протянет документ обратно Заплатин.
— Почему? Вот поговорите с такими, — скажет Устинов сидевшему тут же Епишеву. Алексей
Алексеевич неодобрительно покачает головой, но Заплатин решительно повторит:
— Я не могу согласиться с тем, что написано в этом донесении. Давайте пригласим сюда автора шифровки и вместе будем разбираться по каждому факту.
— Вот видите, вы там, на месте, никак не разберетесь между собой, а нам здесь за вас принимай решение, — в сердцах воскликнет Устинов. Захочет еще что то сказать, но передумает: — Вы свободны.
Выйдя из кабинета министра, Василий Петрович увидит знакомых офицеров в полевой форме.
Узнав, что большая группа оперативников срочно вылетает в Ташкент и Термез, начнет о чем то догадываться. Однако еще через день ему совершенно неожиданно порекомендуют вместо
Афганистана поехать в те военные училища, где обучаются афганцы, — посмотреть жизнь и быт.
«Сказали бы просто, что хотите убрать не только из Афганистана, но и из Москвы». — После выяснения всех подробностей с «обращением дочери в ЦК» Заплатин начал смотреть на происходящие вокруг него события немного глубже.
Вернувшись из поездок по училищам, доложил о результатах. Как и ожидал, доклад его никому не был нужен: все уже работали на Туркестанский округ. А когда официально будет объявлено о вводе войск, Епишев пригласит Заплатина к себе:
— Ну, знаешь, что произошло?
— Слышал.
— Надо срочно возвращаться туда. Обстановка, и особенно политическая, сложная.
— Она другой и не может быть. Но можно свое мнение?
— Конечно, пожалуйста.
— Товарищ генерал армии, я бы не хотел возвращаться в Афганистан. Мое присутствие там нецелесообразно.
— Это почему же? Ты ведь прекрасно разбираешься в обстановке, а посылать кого то нового…
— Сейчас, с приходом к власти Бабрака Кармаля и «Парчам», придется круто поворачивать руль в политике в другую сторону. Я этого не смогу сделать, потому что работал с другими людьми.
За свою шкуру не дрожу, но делать мне в Афганистане больше нечего.
Устинов, как ни странно, поймет и поддержит Заплатина. Епишев, правда, намекнет:
— Но лететь то все равно придется, Василий Петрович. У вас же там жена, вещи.
— Товарищ генерал армии, я не хочу лететь туда даже по этому поводу.
— Хорошо, больше не будем возвращаться к этой теме. Я скажу, чтобы передали Магометову и
Тутушкину, пусть они помогут собраться вашей жене.
К сожалению, генерал майор Тутушкин, заместитель Магометова, еще до этого получит указание из КГБ ничего не сообщать жене Заплатина — ни зачем он вызван в Москву, ни почему не возвращается. Постепенно среди советников родились слухи: Заплатина исключили из партии, разжаловали из генералов, а сам он находится под следствием. Жена бросится к его рабочему столу, сожжет все, что было написано мужем за время работы в Афганистане. А написано было очень много…
Заплатин стал первым, кто выразил свой протест против ввода войск в Афганистан.
Академики Богомолов, Сахаров с их письмами будут после, Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать служить туда. Для конца семидесятых годов — тягчайшее преступление. Однако никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил еще несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать лет, был его подсоветный Экбаль
Вазир. Но об этом уже упоминалось…