Афганский транзит
Шрифт:
Слишком неожиданным, внезапным явилось приглашение и, главное, оно было наполнено таинственной недосказанностью. Попросив приезда полномочного офицера, способного самостоятельно принимать оперативные решения, русские не объяснили до конца причин, породивших такую просьбу, и ограничились туманным намеком, что «дело очень важное и представляет взаимный интерес».
Ньюмен прекрасно понимал, что таких «важных и взаимно интересных дел» существует великое множество и потому не пытался угадать, с чем именно ему придется столкнуться. Тем более, что в своей способности принимать самостоятельные решения он ни на минуту не сомневался.
Несколько лет Ньюмен отработал в британской контрразведке МИ-5, в отделении С-5 – «порты и аэропорты». Местом его службы был лондонский воздушный вокзал Хитроу. Там, среди беспрерывно движущихся в разных направлениях
Ньюмен не идеализировал мира, в котором жил. Как полицейский патологоанатом, живущий тем, что каждый день встречается с насильственной смертью, рассматривает и описывает в протоколах огнестрельные раны, ножевые порезы, переломанные кости, раздробленные черепа, изуродованные металлическими прутьями лица, и все равно не теряющий веры в жизнь, не отказывающий себе в праве получать от нее радости и удовольствия, он научился видеть и отделять друг от друга две жизни одного и того же города, одной и той же страны. Он повседневно видел деловые улицы и кварталы, по которым двигались тысячи людей, озабоченных делом – их бизнесом, пусть для каждого небольшим, частным, но именно из таких мелких дел в конце концов складывается одно большое дело общества – его большой бизнес. И в то же время он отчетливо различал в деловом потоке, в мощном движении дела слой жизни, который старался не афишировать себя, быть как можно незаметнее, неразличимее, но в то же время он все равно существовал, действовал и активно вел свою разрушительную работу. Мелкие торговцы наркотиками, безликие, постоянно меняющиеся, ускользающие от взгляда; проститутки – молодые и потертые, дорогие и дешевые, буквально двухпенсовые, цветные – от черного до оливкового – и белые. Ловкие карманники, сутенеры, тайные осведомители полиции – белые черви и черные жучки потаенного мира, который не виден с первого взгляда, но стоит опытному человеку пошевелить покров прелых листьев – и под ним открывается во всей наготе слой гниения.
Именно в этом слое и черпает жизненные соки Дон Хуан де Гарсиа – благообразный, ухоженный иностранец с мягкими, не знавшими труда руками, с тонкими музыкальными пальцами, которые умеют так быстро и ловко пересчитывать денежные купюры. Где-то в городе действуют его сообщники, невидимые, неслышные, но крайне опасные. Появление Испанца в Англии всерьез беспокоило Ньюмена. Командировка в Россию срывала кое-какие его планы, но бог не выдаст, свинья не съест. Дик Блейк расстарается и удержит Испанца под наблюдением. Обязан удержать. Ему это приказано…
Первый толчок о московскую землю был сухим и резким, но сразу же машина пошла ровно и мягко. Силы, несшие ее в воздухе, стали слабеть, скорость бега быстро падала.
Светло-голубая машина с красочными советскими гербами на дверцах и рубиновыми мигалками на крыше ждала Ньюмена у самого трапа. Взаимное знакомство, крепкие рукопожатия, и вот уже они мчатся по широкому шоссе, мимо полей и лесов, которые совсем недавно Ньюмен видел с воздуха.
Едва машина вырвалась на мост, перекинутый между берегами канала, впереди открылась перспектива Ленинградского шоссе, даль которого тонула в городской дымке. Ньюмен инстинктивно ощутил московский размах и, будучи горожанином по натуре, сразу проникся уважением к стремительному ритму чужой жизни. Машина, сверкая рубиновыми огнями, неслась по левой резервной полосе, выметая с дороги тех, кто мог помешать ее движению. Неслась мимо зеленых массивов, мимо зданий, выскакивала на мосты, ныряла в туннели. Ньюмен прекрасно понимал, что его могли встретить и привезти в город на обычной машине, лишенной атрибутов полицейской власти, не создавая у гостя ощущения бешеной оперативной погони, но, если встретили именно так, в лучших традициях полицейского гостеприимства, с первых шагов выделив в разряд важных, опекаемых хозяевами персон, значит, на самом деле его приезду придают какое-то особое значение.
Майор Латышев и полковник Старцев, встретившие Ньюмена в аэропорту, без затруднений говорили по-английски, но за всю дорогу ни один из них даже намеком не коснулся предстоящего дела. Разговор был, скорее, данью вежливости и предназначался для того, чтобы скоротать время. «Как долетели, мистер Ньюмен? Вы впервые в Советском Союзе? Конечно, мы постараемся показать вам Москву, но не сейчас. Как вы смотрите на то, если вас разместят не в отеле, а в резиденции? Спасибо, мистер Ньюмен. Мы тоже считаем, что так будет лучше».
Город несся навстречу, удивляя протяженностью своих улиц. «Много зелени, – отмечал про себя Ньюмен, не давая фактам оценки. Он только регистрировал увиденное и запоминал его. – Почти на каждом перекрестке милиция. Машины в городском потоке чистые. Троллейбусов больше, чем автобусов. Дорожное покрытие поношенное». Что перевесит в итоге – плюсы или минусы, покажет время.
У площади Маяковского транспортный поток замедлил движение. Машины напирали одна на другую, притискивались плотнее к тем, что оказались впереди. Из боковых улиц справа, нахально ломая порядок, выезжали такси и черные «Волги». Пробка рассосалась только у метро, когда часть потока у ресторана «София» плеснула и полилась налево на Садовое кольцо. Ньюмен без особого интереса взглянул на памятник. Мрачная тяжелая фигура не произвела на него впечатления, и он снова стал смотреть вперед. У Советской площади заметил еще один монумент – всадника на высоком черном пьедестале. Отметил, что прохожим, должно быть, лучше всего удается разглядеть подбрюшье коня и его жеребячьи принадлежности, чем все остальное, ради чего ставилась скульптура.
– Юрий Долгорукий, – пояснил майор Латышев, проследив за взглядом гостя.
– Полководец? – поинтересовался Ньюмен, слышавший о пристрастии русских к своим военачальникам.
– Судя по мнению очевидцев, – ответил с усмешкой полковник Старцев, – сей муж увлекался не столько делами ратными, сколько пирами и женским полом. Тем не менее сумел основать Москву.
– О-о, – сказал Ньюмен, и они засмеялись вместе.
Машина тут же рванулась в правый ряд, прижимаясь поближе к тротуару. Шофер готовился сделать поворот направо, на улицу Огарева. Перед собой Ньюмен увидел серое здание с огромным глобусом над входом. Это было первым свидетельством мировых притязаний Москвы, и он с интересом вглядывался в прозрачный шар. Но тут же хитроумный майор Латышев опроверг догадку.
– Центральный телеграф, – пояснил он. – И международный телефонный узел. Ньюмен утратил интерес к глобусу, поскольку его наличие на таком учреждении было оправданным.
– Обратите внимание на здание справа, – предложил Старцев. – Цоколь красного гранита имеет свою историю. Этот камень Гитлер приготовил для памятника победы над Россией. Мы пустили его на жилое здание.
Ньюмен с интересом взглянул направо и профессионально отметил про себя номер дома – «9».
В холле министерского здания, куда они прошли, миновав молоденького милиционера, было торжественно тихо и мраморно. Втроем прошли по длинному коридору и вступили в кабинет генерала Волкова.
Генерал произвел на Ньюмена приятное впечатление. Высокий, худощавый блондин в отлично сшитом костюме – сером с легким металлическим блеском, с энергичным загорелым лицом и легкой сединой на висках, он, казалось, сошел с рекламных страниц американского журнала мод. Ньюмен не часто встречал русских в таких количествах, как сегодня, и потому судил о них больше по портретам политических деятелей. Считал, что это в основном люди круглолицые, полные, с выражением масляной сытости в глазах, ленивые и самодовольные, прячущие хитрость и подозрительность за показным добродушием. Еще больше поразило Ньюмена то, что третий человек, встреченный им в Москве, превосходно говорил по-английски. Сам Ньюмен знал всего пять русских слов: спутник, водка, перестройка, гласность и давай-давай. Хотя последнее слово можно было считать за два, Ньюмен не допускал приписок и считал его в единицу. Поначалу Ньюмена несколько резанула откровенная манера разговора, которую предложил генерал Волков, но после некоторого размышления он принял ее как должное.