Афоризмы. От раба до императора

Эпиклет

В-седьмых, – в том, что не поступки людей в тягость нам – их настоящее место в руководящем начале этих людей, – а наши убеждения. Устрани же убеждения, пожелай освободиться от суждения об этих поступках как о чем-то ужасном – и гнева как не бывало. Но как устранить их? Размышляя о том, что для тебя нет ничего постыдного в этих поступках. Ибо если ты будешь считать злом не только постыдное, то и тебе не избежать многих заблуждений и стать разбойником или еще чем-нибудь в этом роде.

В-восьмых, – в том, насколько последствия гнева и огорчения по поводу чего-либо более тягостны, нежели то, что вызывает гнев и огорчение.

В-девятых, – в том, что

благожелательность, если она искренняя, а не напускная, есть нечто неодолимое. Что, в самом деле, сделает тебе самый разнузданный насильник, если ты останешься неизменно благожелательным к нему и, при представившемся случае, будешь кротко вразумлять его, а в тот самый момент, когда он собирается сделать тебе зло, ты, сохраняя спокойствие, обратишься к нему: «Не нужно, сын мой: мы рождены для другого. Я-то не потерплю вреда, но ты потерпишь». Далее, следует толково и в общем виде показать ему, что это действительно так и что ни пчелы, ни животные, рожденные для стадной жизни, не поступают таким образом. Но это нужно сделать без насмешки и издевательства, а любвеобильно, без затаенной обиды, не принимая учительского тона и не стремясь удивить присутствующих, но или с глазу на глаз, или, если присутствуют посторонние…

Помни об этих девяти правилах, как бы получив их в дар от муз. И пока еще жив, стань наконец человеком! Следует в равной степени избегать как гнева, так и лести в отношениях к людям: и то и другое противно общественности и приносит вред. В приступе гнева никогда не забывай, что ярость не свидетельствует о мужестве, а, наоборот, кротость и мягкость и более человечны, и более достойны мужа; и сила, и выдержка, и смелость на стороне такого человека, а не на стороне досадующего и ропчущего. Чем ближе к бесстрастию, тем ближе и к силе. Как огорчение, так и гнев обличают бессилие. И огорчающийся, и гневающийся – ранены и выбыли из строя. Если хочешь, то прими и десятый дар от самого Мусагета. Требование, чтобы дурные люди не заблуждались, – безумно, ибо означает стремление к невозможному. Соглашаться же с тем, чтобы они были таковыми по отношению к другим, и в то же время требовать, чтобы они не заблуждались по отношению к тебе, – нелепо и достойно тирана.

19

Следует более всего беречься четырех извращений руководящего начала и пресекать их, лишь только их заметишь, обращаясь к себе в каждом случае так: «Это представление не необходимо, это – подрывает устои общества, эти слова были бы нечистосердечны, а говорить не от чистого сердца должно быть противно твоему смыслу». Четвертое же увещание – это то, когда ты обращаешься к себе с таким упреком: «Это твое состояние означает поражение и сдачу более божественной твоей части, не устоявшей против менее ценной и смертной части, против тела и его грубых наслаждений».

20

Жизненная сила в тебе и все огневидное, входящее в смешение, хотя и стремятся по своей природе вверх, однако, подчиняясь распорядку Целого, удерживаются в твоем составе. Все же, обладающее свойствами земли и влажное, хотя и стремится вниз, однако не падает, а занимает несвойственное ему по природе положение. Таким образом, и элементы подчиняются Целому, оставаясь, даже вопреки себе, там, где им указано, до тех пор, пока оттуда же не будет дано знака к разложению. Не ужасно ли после этого, что только твоя разумная часть не повинуется и досадует на занимаемое ею место, хотя ей и не предписывается ничего противоречащего ей, а только согласное с ее природой; она же не желает ни с чем считаться и стремится к противоположному. Ибо всякое уклонение

в сторону несправедливости, излишеств, гнева, огорчения, страха есть не что иное, как измена природе. Но руководящее начало оставляет свой пост и тогда, когда выражает недовольство по поводу чего-либо происходящего. Ибо оно не менее предназначено к благочестию и богопочитанию, нежели к справедливости. Ведь и эти добродетели входят в понятие общественности; более того, они даже старше справедливости.

21

Кто не имеет единой и неизменной цели жизни, тот не может оставаться единым и неизменным в течение всей жизни. Но сказанного еще недостаточно, если не прибавить, какова должна быть эта цель. Ведь как убеждение одинаково не относительно всех каких бы то ни было благ, признаваемых большинством, но лишь относительно некоторых, имеющих общее значение, так и цель должна быть установлена общественная и гражданственная. Кто сообразует с этой целью все свои личные стремления, тот во всем будет поступать одинаково и таким образом останется верным себе.

22

Подумай о мыши полевой и домашней, об ее испуге и беготне.

23

Сократ называл мнения большинства людей ламиями – пугалом для детей.

24

Лакедемоняне во время представлений устраивали чужестранцам сиденья в тени, сами же садились где попало.

25

Сократ на вопрос Пердикка, почему он не едет к нему, ответил: «Чтобы не погибнуть самым постыдным образом», т. е. воспользовавшись одолжением, не иметь возможности отплатить тем же.

26

В писаниях ефесцев рекомендуется постоянно вспоминать о ком-либо из древних, отличавшихся добродетелью.

27

Пифагорейцы советовали бросать по утрам взгляд на небо, чтобы вспомнить о том, что всегда исполняет свое дело, оставаясь верным своему пути и образу действий, и о порядке, чистоте и обнажении. Ибо светила не знают покровов.

28

Подумай о Сократе, набросившем на себя овчину, когда Ксантиппа ушла из дома, захватив его одежду, и о его ответе друзьям, не знавшим, куда деваться от стыда, когда увидели его одетым таким образом.

29

Ты не станешь учить письму и чтению, прежде чем не научишься сам. Тем паче – жизни.

30

Рабом рожден ты: части нет тебе в речах.

31

Во мне засмеялося сердце.

32

Станет бесстыдной хулой поносить суеслов

добродетель.

33

Безумно искать смокв зимой. Но безумец и тот, кто тоскует о ребенке, которого уже нет.

34

«Лаская своего ребенка, – говорил Эпиктет, – следует сказать самому себе: быть может, завтра он умрет». – «Но ведь это – накликание беды». – «Ничего подобного, – отвечал он, – это обозначение одного из действий природы. Иначе и слова: «Колосья пожинаются» – также являлись бы накликанием беды».

35

Виноград зеленый, зрелый, выжатый – все это переход не в то, чего вообще нет, а в то, чего теперь нет.

36

Изречение Эпиктета: «Нет насилия, которое могло бы лишить нас свободы выбора».

37

«Нужно, – говорит он, – установить правила, определяющие, когда следует давать свое согласие. Что касается стремлений, то необходимо следить за тем, чтобы они не были безусловны, были направлены на общее благо и сообразовались бы с достоинством. От влечений же следует вообще воздерживаться, но не отвращаться ни от чего, что не в нашей власти».