Африка грёз и действительности (Том 2)
Шрифт:
Через несколько минут львицы поднялись и спокойными скользящими движениями удалились в заросли. Мы еще долго сидели неподвижно, прижавшись к стеклу, и молча смотрели в ту сторону, где их поглотила саванна. Тихо шелестела листва деревьев, и далеко на горизонте терялись в сумраке неясные очертания Килиманджаро. Расстояние в 200 километров по воздушной линии отделяло нас от его ледников, которые в ясные дни сверкают в заоблачных высотах.
На следующий день мы собирались выехать навстречу этому африканскому гиганту, чтобы попытаться покорить его ледяное величие…
Пока на улицах Найроби гирлянды огней рассекали
Львицы и Килиманджаро…
Может быть, это — символ?
«Не провозите ли вы мух контрабандой?»
Пограничная область Танганьики отличается гораздо более разнообразным ландшафтом, чем соседняя саванна Кении. Примерно в 10 часов впереди появились первые одинокие конусообразные горы — потухшие вулканы. Вскоре мы проехали прямо у подножия самого высокого из них — Меру. Между раздвоенными скалами его вершины на высоте 4500 метров сверкнул снег, но только на одно мгновенье, и белоснежные облака опять заволокли всю вершину, окутав ее непроницаемой вуалью.
По другую сторону шоссе против Меру возвышается другой, менее высокий потухший вулкан. Останавливаемся для краткого отдыха и еды. Для отдыха?
— Нам бы следовало здесь немного потренироваться перед Килиманджаро…
Сказано — сделано. Склоны, по которым когда-то стекала из недр вулкана раскаленная лава, покрыты густой травой. Кажется, они ускользают от нас, поднимаясь все выше и выше. Внизу подъем представлялся нам как получасовая прогулка, но вершины мы достигли только спустя два часа. Это было первой проверкой представлений о расстояниях и высотах, которые в плоском африканском буше принимают какие-то не совсем обычные масштабы.
В Аруше мы выполняем неизбежные формальности, связанные с переходом границы между Кенией и Танганьикой. Тем временем вокруг автомибиля столпились стройные воины масаи с традиционными копьями и женщины этого племени с тяжелыми кольцами в ушах и на щиколотках. Рук не видно под длинными спиралями бронзовой проволоки. У некоторых масаев лица выкрашены белой глиной. Посреди базарной площади — горы зеленых бананов, повсюду суета и торг. И вся эта причудливая картина разворачивается на фоне массива Килиманджаро, который царит над раскинувшимися вокруг необозримыми пространствами.
Зато возвращение к автомобилю гораздо менее приятно. Правая задняя шина спустила, а с переднего буфера исчез последний ценный трофей — хромированный значок восточноафриканского автоклуба.
— Мастерская здесь близко, бвана, — говорит с невинным видом долговязый парень, внимательно следивший за нами, пока мы клещами вытаскивали из покрышки глубоко засевший в ней гвоздь.
Тут мы все поняли. С таким проколом мы не доехали бы сюда, воздух вышел бы задолго до остановки. Однако бизнес есть бизнес, и когда приходится искать клиентов…
В нескольких километрах за Арушей у края шоссе виднеется большая белая таблица с надписью: «Истребление цеце. Дезинсекционная станция». Мы находимся в крае, пораженном сонной болезнью. Едва мы остановились у контрольного пункта, к нам подошел негр в защитного цвета форменном обмундировании с желтым флажком в одной руке и сачком на длинной ручке в другой.
— Везешь с собой в машине мух, бвана?
— Каких мух?
— Цеце, бвана, здесь сонная болезнь…
Мы растерялись, не знаем, смеяться нам или принять серьезный вид. Если бы мы действительно везли контрабандой мух цеце из Кении в Танганьику, то ни желтый флажок, ни сачок на длинной ручке не помогли бы блюстителю санитарии.
— Никаких мух мы не везем, — говорим мы с улыбкой.
— Ол-райт, сэр…
За Арушей мы потом еще не раз останавливались перед такой дезинсекционной станцией, но делали это скорей из уважения к закону и из симпатии к черным блюстителям здравоохранения в Танганьике, чем из стремления защититься от мухи цеце.
Живой кинолентой проносятся перед глазами картины одного из самых плодородных районов Танганьики — окрестностей Моши. Все чаще встречаются плантации, особенно сизаля и папайи. Плоды папайи — обычное явление во всей Центральной Африке, начиная от Эритреи. Видом и вкусом они напоминают дыню с желтой мякотью и содержат вещество, способствующее пищеварению. В Танганьике имеется ряд промышленных предприятий, на которых из плодов папайи добывается папаин — основной компонент большинства медикаментов, поддерживающих деятельность пищеварительных органов.
Дорога вьется все круче между вздымающимися гребнями гор. Вокруг все чаще попадаются гигантские баобабы и стройные эвфорбии (Euphorbia candelabris), и вдруг на следующем повороте перед вами неожиданно открывается картина, которая вынуждает вас остановиться. Высоко на горизонте над сплошным морем облаков искрится в лучах заходящего солнца белая диадема африканского гиганта — Килиманджаро. Кажется, что он совсем близко, рукой подать, когда он взирает на вас так горделиво и вызывающе с головокружительной высоты своих 6000 метров.
Первая встреча с противником.
Борьба за 6000 метров
Вплоть до XIX века географические познания Птолемея, собранные во II веке до нашей эры, служили важнейшим источником сведений о таинственном африканском континенте. Поэтому странно, что в средние века, а частично и в новое время оставалось так много неразрешенных загадок, связанных с истоками Нила и с высокими горами Экваториальной Африки, между тем как уже на картах Птолемея был нанесен массив Килиманджаро. Старое название этой горы — Маcте-Монс — происходило от наименования племени масаи, обитающего у ее подножия. Гора эта была известна уже в древнее время торговцам, проводившим свои караваны по этим краям от Индийского океана в Центральную Африку.
После многих столетий упоминание о Килиманджаро появляется в описании испанского путешественника Энсизо, который в 1519 году назвал эту гору эфиопским Олимпом. В последующие столетия Килиманджаро совсем исчезает с многих карт Африки. И только в середине XIX века в Европе появились первые достоверные сведения о горе на экваторе, вершина которой покрыта льдом и снегом. С таким утверждением выступил миссионер Ребман, предполагавший, что высота горы составляет 3800 метров. Коренные жители, не знавшие ни снега, ни льда, принимали снег за серебро и рассказывали Ребману, что один из вождей велел принести себе немного серебра с горы, но оно растаяло в руках его людей.