Африка грёз и действительности (Том 3)
Шрифт:
Игра в прятки с письмами
Одной из самых трудных проблем в последний период организационной подготовки была проблема связи с родиной. К телеграммам можно было прибегать лишь в исключительных случаях, посылать их чаще не разрешала наша жесткая смета. Поэтому главным средством связи с родиной оставались письма авиапочтой. Едва было принято это принципиальное решение, как мы натолкнулись на самое большое препятствие. Наши письма могли доходить до адресатов в любой момент. Но куда адресовать ответы? Куда посылать сообщения с родины и указания завода «Татра» и других чехословацких государственных предприятий? Правда, в международных расписаниях авиационных и железнодорожных линий приводились точные данные, но заранее определить момент проезда через пункты, имеющие почтовую связь с Европой, при таком длительном путешествии было невозможно.
Несмотря на все эти предварительные мероприятия, время от времени домовой все же проделывал с нашими письмами забавные трюки на полочках стеллажей почтовых отделений. Ничего удивительного! Ведь какому-нибудь чиновнику в Эфиопии или Родезии наши фамилии казались такими же экзотическими, как, скажем, для нас Ас-Саид Абд ар-Рахман аль-Махди паша. Под какую букву алфавита поставить такое письмо? В результате, мы иногда вылавливали нашу корреспонденцию под всеми заглавными буквами, какие только входят в наши фамилии и адреса.
Однако самыми драматическими были странствия наших писем после неожиданных изменений маршрута. В одном из списков адресов мы для периода с января по начало марта 1948 года указали адрес: Main Poste Office, poste restante, Abercorn, Tanganjika (Главный почтамт, до востребования, Аберкорн, Танганьика). Но борьба с болотами Восточной Кении, подъем на Килиманджаро и изменение маршрута путешествия с дополнительным включением в него Бельгийского Конго спутали все сроки. В первой половине января мы только заканчивали деловые переговоры в Найроби и готовились направиться в Маранго, исходный пункт восхождения на самую высокую гору Африки.
27 декабря 1947 года чиновник маленького почтового отделения в Ольдржихове у Духцова поставил штемпель на письмо, которое отправилось в длительный путь к южному полушарию. Через два дня оно поднялось в воздух на самолете с аэродрома в Рузыне под Прагой. Под новый год в Лондоне его вложили в мешок с почтой, который проследовал в другом самолете через Каир в Хартум и, возможно, даже через Найроби в Дар-эс-Салам, порт на побережье Индийского океана в Танганьике. Письмо, правда, попало бы в страну назначения, однако оно слишком долго пропутешествовало бы по континентальным пустыням до Аберкорна и его вернули в Найроби. 5 января 1948 года почтовый чиновник в главном городе Кении внес его в реестр заказных писем, предназначенных для отправки в Аберкорн, и бросил в почтовый мешок для внутренней авиапочты. Через пять дней после этого к первому письму присоединилось второе письмо, отправленное 3 января из Пльзеня. Сколько раз в эти дни мы получали у барьера почтового отделения корреспонденцию с родины! Каждый раз оба письма были здесь, рукой подать. Однако на их конвертах значился ясный адрес: Аберкорн, Танганьика, и они послушно отправились в дальнейшее путешествие к центру Африки. Маленькие самолеты перенесли их через горы и озера, через девственные леса, саванны и высохший буш в Касаму (Северная Родезия), а оттуда в Аберкорн. Там недоумевающий чиновник показал их начальнику почтового отделения, пошарив глазами по карте Танганьики. Аберкорн расположен, правда, на границе, однако все же уже на территории Северной Родезии. Танганьику можно было увидеть из окон почтовой конторы, но адрес был неправильным. Начальник отделения зачеркнул слово «Танганьика» и заменил его словами «Northern Rhodesia» («Северная Родезия»), после чего послал письмо в отделение «до востребования». Это было примерно в середине января. Потом начальника почтового отделения попросили из Найроби все письма, адресованные на фамилию Ганзелка или Зикмунд, или на обе эти фамилии, отправить в адрес чехословацкого торгового представителя в Найроби. Он так и поступил, аккуратно переписав адреса, и стал ждать, пока в его захолустье прилетит почтовый самолет, что случается не каждый день!
Письма покинули Аберкорн только 31 января. На следующий день на них поставили штемпель в Мбее (Танганьика), через два дня — в Додоме, а 5 февраля они вернулись в руки чиновника в Найроби.
За день до этого мы вернулись в Найроби из экспедиции на Килиманджаро. Целых 11 дней письма снова пролежали рядом с нами, но домовой сыграл с нами шутку. Штемпели показывают, правда, что письма провели вместе с нами 11 дней в Найроби, но они не могли объяснить, почему же корреспонденция не попала на соответствующую полочку стеллажа.
17 февраля «татра» направилась к центру Африки,
Оба письма вместе с остальной запоздавшей корреспонденцией вылетели, запечатанные в деловой пакет, к южной оконечности Африки. Они опередили нас на много недель.
За это время небосклон над берегами озера Киву зарделся отблеском пламени. Родился новый вулкан — и все дорожные расписания растаяли в раскаленном потоке лавы. В Преторию полетело короткое сообщение о дальнейшем изменении сроков: «Все письма, которые прибудут до конца марта, переадресуйте на главный почтамт в Элизабетвиль, Бельгийское Конго. Письма, которые прибудут после этого срока, мы получим по прибытии в Преторию».
16 апреля 1948 года наша «татра» остановилась перед зданием почтовой конторы в Элизабетвиле. Только там закончилось странствие обоих писем, конверты которых были покрыты почтовыми штемпелями из всех уголков Африки. А поскольку им уже не хватало места на самих конвертах, то штемпели родезийской почтовой конторы в Аберкорне были проставлены на чехословацких почтовых марках.
Африка вызывает Чехословакию
— … и приходите около 6 часов, не позднее. У вас будет выбор. Каждый вечер мы здесь ловим десятки станций «ОК». [57] Одна мощнее другой, слышимость, как в квартирном телефоне. Не забудьте: в шесть!..
57
«ОК» — радиолюбительская станция (термин из кода радиолюбителей). — Прим. ред.
Швейцарский радиолюбитель оставался на крыльце небольшой деревянной виллы, пока серебряная «татра» не исчезла из виду на серпентинах шоссе на Сент-Круа. От старых сосен вокруг нас повеяло ароматом смолы, а лучи заходившего солнца окрасили пурпуром их стволы. Воспоминания летели вслед за тенями гор на север и дальше на восток, домой. В этот вечер нам предстояло подвергнуть первому серьезному испытанию все надежды, которые мы возлагали на связь с родиной через эфир. Как много будет зависеть от этого средства связи, если где-нибудь посреди Африки откажут все остальные? Как примут нас радиолюбители во всем мире, скрытые за голосами из приемников, за цифрами и позывными, люди, которые воплощались для нас пока только в виде красивых «QSL», [58] приходивших в сердце Европы со всех частей света?
58
«QSL» — термин международного кода радиолюбителей, письменное сообщение от радиолюбительской станции с подтверждением установления связи.
Это началось в маленькой прозаической канцелярии на верхнем этаже здания Чехословацкого радио на проспекте Сталина, у бывшего вице-председателя «CAV» [59] Юлиуса Рандисека. Мы с первого же момента почувствовали, что вручаем свою судьбу в надежные руки. «ОКIJR» приступила к работе. В течение долгих недель Рандисек самоотверженно занимался подготовкой, вел переговоры и рассылал письма.
«This is the first «ОК» motorcar round-the-world tour. We rely upon the HAM SPIRIT… — Это первое путешествие радиолюбителей на автомобиле вокруг света. Мы полагаемся на традиционный дух товарищества радиолюбителей…» Так гласило письмо с заголовком «CAV», которое должно было представить нас иностранным любителям. «… мы полагаемся на НАМ SPIRIT…»
59
«CAV» — сокращенное название тогдашней организации чехословацких радиолюбителей.
«НАМ SPIRIT» — эти два слова за долгие годы любительского радиовещания стали символом связей, прошедших за последнюю войну сквозь огонь тяжелых испытаний в борьбе против фашистских агрессоров.
На протяжении большей части путешествия мы были осуждены на одностороннюю связь с любителями. На волнах эфира при возраставшем послевоенном напряжении нам не было дано голоса. Оставался только слух — хороший приемник без передатчика. Откликнуться родине мы могли только с местных радиолюбительских станций, рассеянных, как островки надежды в чуждом море.