Африка: Сборник
Шрифт:
Накануне муж Фатимы неожиданно нагрянул из города. Он и ведать не ведывал, что Аллах за целый год не даровал им ни единого дождя. Односельчане, которых он порой встречал в городе, рассказывали о засухе, но он и вообразить себе не мог, что она разыгралась с такой силой. Ему говорили, что несколько овец из его отары пало, но он был уверен, что беды в том особой нет. Теперь же он убедился, что пала большая часть отары, и вдобавок засохли все саженцы, которые он купил на деньги, вырученные от продажи арахиса и тыквенных семечек. Когда Фатима рассказала ему обо всем, он словно оцепенел. Ей даже пришлось напомнить ему о чае:
— Пей, а то остынет.
— О Аллах! У меня от твоих слов ноги сделались как чужие.
— Да хранит Аллах тебя и твоих детей! Ты сам на себя все несчастья накликал. Говорила же я: возвращайся домой, живи здесь, ведь ты отец моих детей.
— Но овцы все сдохли.
— У других овцы тоже сдохли.
— Я не знаю, как они им достались. А я ноги в кровь сбивал, пока таскался с товаром от одной кофейни к другой да драпал как угорелый от полицаев, они и так не раз пинками и палками загоняли меня в каталажку.
— На все воля Аллаха!..
Кто-то из детей снова крикнул:
— Когда вернется отец, Фатима?
Она пнула мальчишку ногой прямо в живот. И тут же ей стало жаль его, хотела было приласкать, но он уже был далеко. А его братья похохатывали, сидя в тени у изгороди.
Муж поклялся, что вернется с двумя-тремя бочками воды, за ценой он не постоит, было б только на чем переправить. Если повезет, достанет осла… Фатима Тамаслухт устала стоять. Неподалеку врос в землю большой валун, она подошла и присела на него, продолжая вглядываться в пыльную дорогу. Казалось, что скотина уже не в состоянии двигаться. Истощенные и слабые животные безропотно ждали своего конца. Муж наверняка прирежет их всех и попытается сбыть мясо за бесценок. Но люди теперь почти не едят мяса, поэтому подскочили цены на зелень, даже на помидоры… Она снова пригрозила детям:
— Если кто-нибудь подойдет и выпьет хоть глоток этой воды, я ему так всыплю, что он наделает в штаны!
У них никогда еще не было штанов, вся их одежда состояла из широких рубашек, донельзя изодранных и ветхих.
Мальчишки не обратили ни малейшего внимания на слова матери. Каждый из них был занят чем-то своим, и она тоже была занята своим — смотрела на дорогу.
…Она сказала мужу:
— Лучше бы ты пошел за водой с кем-нибудь из родных, одолжил бы осла у Аита или у Хусу, все-таки они тебе братья.
— А ты уверена, что Аит или Хусу дадут мне осла?
— А почему бы и нет? Разве вы не родня?
— Я пока еще не забыл о том, что произошло после смерти матери.
— А что такого произошло? Обычное дело, поссорились. С кем не случается…
— Я бы не сказал, что дело обычное. Слава Аллаху, что они вынудили меня податься в город, в Касабланку. Если бы не засуха, я бы скупил все их земли, и уж они бы у меня на этих землях покорячились!
— Я говорю только, чтобы ты одолжил осла, а не покупал землю.
— Ни за что, слышишь! Ни за что не заговорю я с ними первый, даже если завтра встречу их на базаре. Никакие они мне не братья, и ничто не связывает меня с ними!..
Она вспомнила, как передернулось его лицо и изменился голос прошлой ночью, когда он произнес эти слова. Она испугалась, что вот-вот с ним случится приступ бешенства, один из тех приступов, которые охватывали его иногда. Но постепенно он успокоился и в конце концов заснул рядом, так и не повернувшись к ней лицом. Он просил разбудить его пораньше, но сам проснулся ни свет ни заря и ушел на базар.
От сидения на камне у Фатимы заломило в пояснице, она поднялась, но в дом так и не ушла.
Если муж привезет одну или две бочки воды, то на первое время ей и детям хватит, земле и саженцам все равно уже ничем не поможешь, а большинство овец уже пало…
Наконец она решила вернуться в дом, но внезапно заметила на горизонте очертания грузовика. Она так и впилась в него глазами, грузовик постепенно приближался, и стало заметно, что он бурого цвета. Дети прекратили игру и сломя голову понеслись ему навстречу. Нечасто им доводилось видеть грузовик, гораздо привычней для них были телеги, запряженные лошадьми. Грузовик поравнялся с ними, они освободили ему дорогу, а потом побежали вслед, размахивая руками. Грузовик направлялся к их дому. В кузове сидели двое солдат, а с ними — их отец. Машина остановилась, и Фатима шмыгнула в дом: никому из мужчин, кроме ее мужа, не позволено видеть ее лицо.
Мужчины спрыгнули на землю и торопливо сгрузили три бочки. Потом солдаты все с той же поспешностью вскочили обратно в кузов, взревел мотор, и военный грузовик помчался назад по пыльной дороге среди умирающих засохших деревьев.
Фатима вышла из дома:
— Где ты раздобыл воду?
— Я отдал за нее триста дирхамов. Это Амсакан Вальд Утагрит указал мне на этих двух солдат. Они крадут воду из казармы и продают ее на черном рынке.
— А откуда у солдат вода?
— Они же военные! У них все есть. Государство снабжает их всем.
— Вот счастливчики!
— Они мне еще пообещали, если я буду держать язык за зубами, достать все, что угодно: и воду, и скот. И по сходной цене. Так что и ты помалкивай.
— А вдруг Амсакан Вальд Утагрит проболтается?
— Зачем ему это? Он и сам покупает у них воду.
— Не очень-то я доверяю этому человеку. Ненадежный он, вон сколько раз женился и разводился.
— Какое тебе дело до него? Может, замуж за него собралась?
— Помолчал бы лучше! Давай откатим эти бочки под навес.
Они покатили первую бочку, за ними увязались дети и стали помогать, радуясь звукам плещущей в бочке воды.
Фатима прогнала их.
— Идите-ка лучше играть! Вот здесь вода. Но если хоть один из вас подойдет без спросу к бочкам, я дам ему хорошего пинка.
Муж Фатимы вытер пот со лба и присел на землю у изгороди. Фатима сама откатила оставшиеся бочки под навес. Как только она управилась, муж велел ей приготовить чай. Она поспешила в дом. Он взглянул на небо — чистое, ярко-голубое, без единого облачка. В Касабланке небо тоже было безоблачным и ярко-голубым, но у тех, кто там живет, есть все, даже вода в бассейнах. Он видел, как они плавают, пьют вино, жуют бутерброды, мужчины обнимают женщин, и все они смеются. И откуда только у людей берутся такие деньги?