Африка: Сборник

Кессель Жозеф

А лукавый дэбтэра одним глазом спал, а другим бодрствовал. Только начал служивый посапывать, как он поднялся, взял острый нож, да солдатскому мерину щеки и надрезал.

Наутро солдат глаза продрал и тотчас к дэбтэра в комнату пошел. Смотрит — тот в дырявой рясе сидит и псалтырь читает. Губами шевелит, а глазом не ведет. Солдат его ехидно спрашивает:

— Что это, божий человек, с твоей рясой случилось? Никак нечистая сила в доме объявилась?

— Пресвятая дева Мария! — схватился за голову дэбтэра. — Вот срам-то, вот позор! А я-то, дурень, никак в толк не возьму, почему твой мерин все время ржет. А он, оказывается, надо мной насмехается! Пойди взгляни, как он до ушей улыбается!

Тут пришел черед солдату за голову хвататься и волосы рвать. Недаром говорят: не смейся над другим, если не хочешь, чтобы над тобой потешались.

СЭНЗЭРО — БРАТИШКА-КОРОТЫШКА

У одной бедной крестьянки было шестеро сыновей. Пришла им пора самим хлеб растить, мать кормить. Заняла вдова у соседей семян и послала сыновей в поле. А братья зерна нажарят, пузо набьют и день-деньской в теньке прохлаждаются. Под вечер перепачкают ноги глиной, домой приплетутся и с порога кричат:

— Живей, старая, воды нагрей, ноги нам помой да мэсоб накрой!

А мать и рада стараться: вот какие славные у нее помощники! Хоть в старости утеха, а то всю жизнь батрачила да побиралась — светлого дня не видела.

Так и морочили лоботрясы матери голову, пока не заколосились хлеба в полях и не завязался горох. Соседские парни родителей стручками да колосками потчуют, вот и стало вдове завидно. Как-то раз говорит она сыновьям:

— Принесли бы вы мне горошку, пшенички да ячменя полакомиться!

А сыновья ей в ответ:

— А ты, мать, ступай на большое поле и сама возьми, сколько захочется. Там все наше!

Обрадовалась старуха, пошла в поле, стала колоски рвать. Мимо едет на муле богач — хозяин того поля. Увидал старуху и давай ругаться:

— Убирайся отсюда, бесстыжая! Ты чего на чужое добро заришься?!

— Это поле мои сыновья вспахали-засеяли! — кричит вдова в ответ. — Сам проваливай отсюда, не то я их кликну.

Хозяин поля рассердился, давай старуху палкой охаживать. Еле она ноги унесла. Прибежала домой, упала на колени и стала молить господа послать ей еще одного сыночка. Пусть маленького, пусть неказистого, лишь бы заботливого, работящего и сметливого. И так она горячо молилась, что внял господь ее просьбе и вскоре послал ей сыночка — совсем крохотного, с вершок, не более. Потому мать и назвала его Сэнзэро, что значит «коротышка».

Повзрослел сынок, мать на него не нарадуется: хоть ростом мал, зато умен и в работе удал. А старших братьев злоба да зависть гложут, спать не дают. И задумали они меньшого братца со свету сжить.

Как-то раз пошли братья-бездельники скотину воровать. И Сэнзэро за ними увязался. Пришли злоумышленники к богатой усадьбе. Видят — изгородь высокая, никак в хлев не проникнуть. Вот тут-то они и пожалели, что нет с ними братишки-коротышки. А тот в траве затаился, все слышит, о чем братья меж собой говорят. Жаль ему их стало, он и объявился, будто из-под земли вырос. Обрадовались злодеи, полезай, говорят ему, в хлев и выгони бычка. Сэнзэро в подворотню пролез, забрался в хлев и кричит оттуда во всю глотку:

— Какого быка выгнать — пегого или каурого?

Хозяин проснулся, схватил дубинку, с которой спал в обнимку, саблю кривую, что брал с собой на боковую, и побежал скотину пересчитывать. Пересчитал — все быки и коровы на месте. Крутился, вертелся, на карачках ползал — нет никого! «Не иначе померещилось!» — подумал хозяин и пошел сон досматривать. Только начал засыпать — снова кто-то кричит:

— Так какой масти быка выводить — вороного, солового, сивого или чалого?

Хозяин даже подпрыгнул в постели, помчался запоры проверять. Дернул дверь — заперта. Заглянул в хлев — скотина цела и невредима. Перекрестился хозяин и снова лег.

Тем временем Сэнзэро отпер ворота и вывел с братьями самого тучного быка. Братья быка зарезали, освежевали, и захотелось им парным мясцом полакомиться. Только разве без приправы кусок в горло полезет?

— Я помогу вам, — успокоил их братишка-коротышка и полез в дом. Пробрался в клеть, начал в потемках по полкам шарить. Отыскал все, что требовалось, и кричит:

— Какую приправу желаете — сушеную или в масле распущенную?

Хозяин в холодном поту проснулся, толкает жену:

— Вставай, разожги огонь! Всю ночь напролет мне голоса мерещатся.

Жена поднялась, стала на угли дуть. А Сэнзэро возьми и швырни ей горячей золой в лицо. Хозяйка от боли завыла, на пол повалилась, в клеть закатилась и выбраться не может.

А муж ее ругает:

— Бестолковая! Огня развести не можешь!

Вскочил сам с кровати, подбежал к очагу — тут Сэнзэро и ему золой в лицо кинул. У бедняги аж искры из глаз! Тычется по углам, орет, ничего не поймет. А коротышка схватил калебас с толченым перцем и был таков.

Братья приправу взяли, спасибо не сказали, на мясо накинулись. Загрустил младший братец, обидно ему стало.

— Дайте мне, — просит он братьев, — хотя бы сычуга кусок.

Кинули ему обжоры, словно псу, требуху, а сами наелись до отвала, остатки мяса между собой поделили и всю прочую скотину прихватили. По дороге домой совестно им стало, отдали Сэнзэро самую захудалую телушку. А братишка-коротышка и этому рад. Пригнал он телку домой, стал ее холить-лелеять. И выросла толстенная корова. Братья удивляются, спрашивают, как это ему удалось так корову раскормить. А Сэнзэро отвечает:

— Так ведь она у меня единственная, кормом ни с кем не делится. Вот и отъелась!

Завистники своих коров перерезали, по одному быку каждый себе оставил. Стали ждать, когда быки раздобреют. Время проходит — быки не тучнеют, а напротив, без коров от тоски хиреют. Братья разозлились на Сэнзэро и зарезали его корову. А мясо съели, одна шкура ос талась.

Погоревал-потосковал Сэнзэро и говорит братьями:

— Отдайте мне шкуру моей коровы! Больше мне ничего не надо.

Отдали они ему шкуру. Он ее выскоблил, высушил, на плечи взвалил да на базар потащил. Пришел, влез на смоковницу и затаился. Как народ собрался, Сэнзэро давай по шкуре палкой стучать, во все горло страшным голосом кричать. Народ на базаре всполошился. Один торговец кричит: