Африканский Кожаный чулок
Шрифт:
В первый раз с тех пор, как стоял храм фетиша, на празднике виднелись и европейские мундиры: канареечного цвета кучерской кафтан Пантеры и белый кирасирский мундир Крокодила; Козел красовался в своей красной полосатой жокейской куртке, а Гусеница не забыл своего зеленого гусарского сюртука. Эти костюмы придавали празднеству, по мнению негров, еще больше торжественности.
Праздник затянулся надолго: различные церемонии, танцы и пение продолжались целыми часами, пока, наконец, не наступила полночь, а вместе с ней и тот момент, когда новый знахарь должен был вступить в отправление своих обязанностей и заколоть свою первую человеческую жертву.
Участники пиршества, человек пятьдесят, сделались еще более возбужденными, пока, наконец, при диких криках не выволокли жертву заклания из хижины знахаря и не поместили ее в середину круга.
Несчастная Тумба почти потеряла сознание от страха; дикий шум, вид ужасного храма, чудовища, скалившие на нее зубы, — все это опьянило ее сильнее, чем самое продолжительное курение конопли. Она упала на колени и, не отрываясь, глядела в землю, казалось, не замечая того, что происходило кругом нее; губы ее непрерывно шевелились, но она произносила только одно слово, точно призывая кого-то на помощь:
— Кассонго, Кассонго!
Праздник дикарей шел между тем своим чередом согласно установленной программе, и часовые, поставленные на краю священной рощи, не предупреждали о приближении врагов. Только от пения дикарей раздавалось в лесу эхо. Вот, наконец, участники торжества поднялись со своих мест и окружили тесным кругом свою несчастную жертву, около которой поместился новый знахарь с ножом. Дикари сели в круг, и знахарь запел последнюю песнь в честь праздника, которую остальные подхватили хриплыми голосами.
Известно, что вид и запах крови опьяняет хищных зверей; существа, собравшиеся здесь и имевшие только образ человеческий, но ни капли человечности в своих сердцах, были тоже глухи и слепы ко всему, что не касалось прямо их кровожадного наслаждения. Глаза их не отрывались от движений знахаря и от дрожавшего тела несчастной жертвы.
Как могли они услышать в это время крики тревоги, раздавшиеся в лесу, как могли они обратить внимание на то, что часовые вбежали на площадку перед храмом, громко предупреждая об опасности? Как раз в эту минуту знахарь поднял над своей жертвой нож… Еще секунду — и Тумба будет освобождена от всяких земных мучений!
Но нож не опускается, не вонзается в грудь жертвы. Знахарь поднимает глаза, чтобы еще раз окинуть взором собрание и видит бегущую стражу, а на опушке леса — привидение в белой одежде, поднявшее ту самую громовую трубу, которая убила на месте даже бегемота. И он, только что собравшийся нанести смертельный удар беззащитной женщине, смотрит теперь в дуло направленного против него оружия и делается пепельно-серого цвета от ужаса. Он шатается. Может быть, этот человек еще сжалится над ним?
Но в сердце Белой Бороды нет в эту секунду ни капли жалости: на этом отвратительном пиршестве он видит только одно человеческое существо — это связанную балубскую женщину. Все остальные, озаренные светом костров, являются в его глазах дикими зверями, худшими, чем пантеры и гиены.
Он целит верно и так хладнокровно, как если бы хотел лишить жизни леопарда, затем спускает курок. Раздается выстрел, — и знахарь, пораженный пулей в голову, падает мертвым на землю, не успев произнести ни звука.
Одну секунду негры, охваченные паническим ужасом, не двигаются с мест, точно оцепенев от неожиданности. Затем все сидящие вскакивают. Но враг, свалившийся к ним точно с неба, не дает им времени собраться с мыслями и обороняться. Один выстрел следует за другим, и участники торжества падают на землю. Пантера, Козел и Гусеница поражены насмерть. Крокодил ранен. Остальные обращаются в бегство, испуская крики ужаса… Враг же проникает уже и на самую праздничную площадку, и вот Том стоит возле Тумбы и развязывает на ней веревки. Когда Тумба взглядывает на Белую Бороду, быстро заряжающего свое ружье после каждого выстрела, он представляется ей разгневанным богом, бросающим молнии в своих врагов, и она падает без чувств с радостным криком:
— Кассонго! Кассонго!
Дикари скрылись в лесу, и снова наступает тишина. Слышны только хрипение и стоны тяжелораненых, лежащих на земле. Белая Борода отдает приказание не стрелять больше. Он окидывает глазами поле битвы и ищет среди раненых своих людей. Но нет, никто из них не ранен — ведь дикари обратились в бегство, не оказав неприятелю никакого сопротивления. Но зато какое кровавое побоище устроили гауссы! Скоро можно будет сосчитать потери врагов: во время бегства собравшихся на праздник кто-то отбросил горящую головню к сухой стене соломенного храма фетиша; головня разгорелась, и пламя лизало стену тонкими языками еще во время битвы. Теперь же огонь взвился до самого верха и осветил самые отдаленные уголки священной рощи. Говорят, что всякий пожар представляет ужасное и вместе с тем красивое зрелище; этот же пожар был только ужасен и производил жуткое впечатление. Храм мертвецов со своими бесчисленными черепами вызывал содрогание, а площадка перед ним была завалена трупами и ранеными: спаслось бегством меньше половины всех дикарей. Белая Борода поднял глаза на горевший храм фетиша: из пламени, охватившего его со всех сторон, глядели на его мертвые человеческие головы. Они не кричали уже ему «Отомсти за нас!» как прежде, когда он в первый раз взглянул в их черные впадины вместо глаз. Они были отомщены, эти несчастные жертвы, замученные здесь до смерти.
Как ни высоко поднимались языки пламени по остроконечной крыше, среди них и среди облаков дыма верхний череп смотрел на разыгрывавшуюся глубоко внизу сцену; но вдруг он отделился от острия палки, на которую был посажен, и, дымясь, скатился вниз к ногам Белой Бороды.
Ужас объял этого мужественного человека, и он с содроганием отвернулся.
— Назад! — скомандовал он.
Он поспешил уйти в темный лес, и гауссы не отставали от него ни на шаг; никто не мог дольше оставаться в этом месте, где все говорило о зверствах человека.
Глава XIII
Разрушение Черного замка
Итак, они стали победителями и освободили Тумбу. Победили, не потеряв ни одного человека. Почему же шли они теперь лесом в таком глубоком молчании и так торопливо?
Не одно только ужасное и тяжелое впечатление от храма фетиша заставляло Белую Бороду и его товарищей ускорять шаги, чтобы скорее уйти от запятнанного кровью места: новая забота овладела всеми участниками освобождения Тумбы.
Негры, бежавшие из священной рощи, должны были скоро добраться до деревни и принести известие о нападении. Тогда Сагорро и Абед узнают, что Черный замок остался без части своих защитников, и им нетрудно будет подбить местных жителей на месть в отсутствие владельца замка. Теперь, когда забота о судьбе Тумбы рассеялась, все были озабочены судьбой Черного замка. Не произошло ли с ним чего-нибудь, пока они были в священной роще? Что, если они не найдут ничего, кроме развалин?
Они дошли до реки Черной. Большая часть гауссов положила оружие в лодку, в которую сел Белая Борода с Томом и некоторыми гауссами, бросилась в воду и поплыла через реку, чтобы не потерять ни минуты. Затем, выскочив на берег, они снова поспешили вперед. Им оставалось только небольшое расстояние, чтобы достичь конца леса и саванн, откуда открывался уже вид на Черный замок.
Моари, служивший проводником в этой глухой чаще леса, далеко опередил остальных. Он остановился и крикнул что-то назад. Слов нельзя было разобрать, но тон предвещал несчастье.