Афродита и её жертвы
Шрифт:
В винной бутылке остались только сущие капли, но для анализа этого хватит. Остатки фруктов и конфет тоже забрали в лабораторию. Мне всё было любопытно, хотя большого значения для меня эти подробности не имели.
– Слушай, но ведь даже до меня уже дошло, что профессор не стал бы брать вино из рук незнакомых людей. Значит, это мог быть кто-то из его приятелей или постоянных клиентов.
– Разумеется, не одна ты такая сообразительная. Но круг знакомых профессора, наверняка, очень обширен. Неплохо было бы найти более
– А эту дамочку постороннюю охранник не определил как клиентку?
– Он сказал, что его забота проверять документы на входе и докладывать. Да не пускать, кого попало. А до остального ему дела нет. Этих баб, мол, к профессору ходило столько… И все лица разные, где уж тут кого упомнить.
– Но какого чёрта этой дамочке понадобилось припереться туда в самый неподходящий момент?
– Может, она действительно была пациенткой, или консультировалась по поводу предстоящего «лечения», если можно так выразиться.
– Слушай, Потапов, – оживилась я от внезапно осенившей меня продуктивной версии, – а что если эта дамочка лежачая сымитировала обморок. В расчёте на соответствующую реакцию охранника. Просто не успела до конца дограбить клинику и прикинулась жертвой.
– И голову она сама себе разбила? – ехидно предположил Потапов. – Кровища была настоящая, и волос с её головы на ножке стола обнаружен.
– Какой волос?
– Что? – удивился Шурик. – На кой тебе сдался волос?
– Какого цвета, спрашиваю? Масть меня интересует.
– Ну, рыжий, вроде.
– А у сестры твоей какого цвета волосы? – Это у меня ещё одна версия появилась.
Шурик ненадолго задумался.
– Рыжеватые, кажется. Или светло-каштановые, – наконец ответил капитан неуверенно. И что, спрашивается, взять с этих мужиков?!
Шурик ещё немного рассказал о происшествии в «Секрете Афродиты». В клинике было всё перевёрнуто вверх дном, словно преступник что-то искал. Из шкафа выброшены журналы, разбито оборудование. Вдребезги разбит компьютер. Было очень похоже, что охотились за описанием метода Самойлова-Дмитриевского.
– Видимо, информация, связанная с «косметической лепкой», похищена или уничтожена, – сказал Потапов. – Компьютер регистраторши остался цел, но на его жёстком диске никакой информации не оказалось, что довольно странно.
– А сама регистраторша куда делась? Где, интересно, её носило?
– Это мы в своё время узнаем.
Потапов замолчал, я тоже не говорила ни слова. Информации получила с избытком, её нужно было переварить.
В комнату заглянула Шуркина мама.
– Может, борща, Мариша?
– Ой, нет, спасибо, я просто объелась пирогами. Очень вкусные они получились, оторваться невозможно. Но больше уже ничего не помещается.
Я хотела спросить Наталью Григорьевну о цвете Флориных волос, но побоялась, что она разнервничается, как прошедшей ночью. Успею ещё. Кроме того, с этой щуплостью и ростом непонятно. Со щуплостью ещё так сяк, а против роста не попрёшь. Хотя мнению трусоватого и не слишком сообразительного охранника я не до конца доверяла. К тому же у мужчин понятия «щуплости» и «в теле» находятся в очень широком диапазоне. А уж с наблюдательностью у них совсем критично. Разве женщина, к примеру, может сказать о мужчине, что он «красивый – с длинными ногами и копной волос»? А мужчина может выдать нечто такое о женщине? Вот то-то и оно!
Потапова снова скрылась на кухне. Почесав в затылке, Шурик сказал:
– Вероятно, открытие Самойлова представляет большой интерес для конкурентов, а может и ещё для кого-то. И преступники наверняка попытаются удрать за границу, чтобы продать там описание метода либо другую информацию. Применить здесь новый метод они вряд ли смогут, а там, на Западе, на нём можно заработать неплохие бабки. Даже очень хорошие. И ловить их там никто не будет.
– Хорошо бы, та рыжая дамочка нашлась, – сказала я, чтобы хоть как-то утешить беднягу Потапова, – неплохо бы дать объявление в газете: она прочтёт и появится.
– Хорошо бы, – без особого, впрочем, энтузиазма повторил Шурик.
– А если эта ушибленная дама не твоя родственница, то она должна быть чья-то другая… то есть, я хочу сказать, родственница кого-то другого, – продолжала я развивать возможные версии, удивляясь, что Шурик такой бестолковый и не делает этого сам. – И её никто не разыскивал? У всякого человека должны быть хоть какие-то родственники.
– Никто из этих родственников до сих пор не объявился. И это странно, ведь пострадавшая женщина, если предположить, что она обратилась в такую дорогую клинику, должна быть очень не бедной. А у обеспеченных дамочек какая-никакая родня всегда имеется.
Тут меня прошибла некая новая, весьма перспективная мысль, которую я моментально озвучила:
– А у твоей родственницы Флоренции могли найтись такие деньги, ну, на операцию у Самойлова-Дмитриевского, я имею в виду?
– С деньгами у Фло, вероятнее всего, полный порядок. Своя собственная клиника – это тебе не лишь бы что. Но опять тебе повторяю: у неё не могло быть причин для таких дурацких… мероприятий.
–Много ты понимаешь в женщинах, – буркнула я, но он сделал вид, что не расслышал.
– Ума не приложу, как могли оказаться Флорины документы в этом странном заведении для богатых дурочек, – продолжал Шурик развивать свою теорию все в том же бестолковом направлении. – Завтра же отправлю запрос в Саратов в клинику Фло. Хоть кто-нибудь там должен знать, куда она уехала, в какую такую командировку.
– А я-то чем тут могу помочь? Ну, в смысле Флоры, как мама твоя просила.
– Если Фло действительно в командировке, то все само собой должно проясниться. А если нет…