Афродита размера XXL
Шрифт:
— Это зайчик, — охотно объяснил ребенок.
— Это? — удивился Колян.
Зайчик был намалеван смелыми широкими мазками темно-коричневого цвета и густо заляпан алыми кляксами, что в целом смотрелось неприятно и даже пугающе. Так мог выглядеть очень давно не мывшийся, грязный-прегрязный зайчик, по причине пренебрежения водно-гигиеническими процедурами заболевший одновременно краснухой, корью и стригущим лишаем в очень тяжелой форме.
Глава семьи, с детских лет сохранивший самые ортодоксальные представления о характерной расцветке здоровых зайчиков, мягко тронул супругу за рукав:
— Кыся, можно тебя на минуточку? — Он понизил голос: — Скажи, пожалуйста, почему у вас зайчик темно-коричневый?
— Потому что это у нас не простой зайчик, — любезно объяснила я. — Это тот самый шоколадный заяц, который по совместительству ласковый мерзавец.
— Из песни! — объяснил ребенок, энергично возюкая кисточкой по бумаге.
— Зайчик коричневый, потому что шоколадный? Допустим. Но почему он при этом в красный горох?
— О, это очень грустная история! — Я вздохнула и обильно окропила нарисованного зайчика кроваво-красной киноварью. — Понимаешь, этот неосторожный зайчик попал под трамвайчик.
— Он бежал по дорожке! — крикнул Масяня.
— Не иначе, налево, — уточнила я в режиме «реплика в сторону».
— И ему перерезало ножки! — радостно сообщил малыш.
— А то и что похуже, — прошептала я, любуясь побледневшим ликом супруга, шокированного страшной историей.
— И теперь он больной и хромой, бедненький заинька мой! — бодро закончил Масяня бессмертный ужастик Корнея Чуковского.
— Какой кошмар! — поежился глава семьи. — То есть, я хотел сказать, это очень красивая картинка.
— Да. Чудесная. Ты кушать хочешь, зайка? — ласково спросила я.
— Хочу, — непроизвольно вздрогнув, сказал Колян.
— Ну, Заяц, погоди! — зловеще гаркнул с телеэкрана злющий мультипликационный Волк.
Колян посмотрел на него с легкой оторопью, прошел вслед за мной на кухню и кротко спросил:
— А что у нас на ужин?
Он машинально заглянул в богато иллюстрированную поваренную книгу, нарочно забытую мной на столе, и прочитал:
— Рагу из зайчатины. Взять тушку зайца и освежевать ее… Гм!
— У нас котлеты, — успокоила его я, без суеты и спешки закрывая поваренную книгу с весьма красочным изображением освежеванной заячьей тушки (лично мне созерцание этой картинки здорово поднимало настроение). — Свиные котлеты с жареной картошкой и салатом.
Из меню я секрета не делала, а вот оглашать Коляну запланированную программу вечера не стала.
Перед сном я еще собиралась обсудить с ним возможность покупки мне зимней шубки из кролика (еще вчера планировалась норка, но в свете последних событий кролик стал несравненно актуальнее) и в связи с этим основательно развить тему нечеловеческих страданий маленьких пушистых животных, неизбежно заканчивающих свою короткую сексуальную жизнь под ножом скорняка.
Пятница
Поскольку идти на работу я не собиралась, то и будильник не заводила. Однако в 7.00, как обычно по будням, прозвенел звонок. Не открывая глаз, я свесила руку, привычно пошарила под кроватью, нашла голосистый мобильник и попыталась ощупью отключить будильник. Не получилось. Я разлепила ресницы, задействовала зрение и выяснила, что будильник ни при чем, ранний подъем мне обеспечил телефонный звонок подружки.
— Зараза ты такая! — обругала я Ирку. — Сама не спишь и другим не даешь!
— А ты разве спала? Я знаю, у тебя будильник всегда заведен на семь!
Я сказала, что сегодня будильник у меня далеко не такой заводной, как подружка, и спросила, чего этой самой подружке надо.
— Хочу тебя успокоить! — заявила она.
— Ну конечно! Мало что так меня успокаивает, как колокольный звон на рассвете! — съязвила я.
Ирка обиделась:
— Я-то думала, ты тоже волнуешься! Думала, ты тоже беспокоишься, как прошла подача в органы нашей липовой заявы!
— Вашей липовой заявы! — поправила я, но дальнейший рассказ прослушала с интересом.
Заявление, которое Анка с Иркой при моем попустительстве сляпали вчера, в органах приняли без проблем. Сказалось то ли участие Лазарчука, который вечером позвонил «кому надо» в отделении, то ли психологически точный выбор времени для проведения операции под кодовым названием «Липовая заява»: Анка явилась в милицию в пять утра. В этот час сонный дежурный был решительно не способен усомниться в искренности ее волнения и подлинности бумаги. Он даже не стал сверять фальшивую подпись Дмитрия Торопова с настоящей, хотя на такой случай Анюта захватила с собой Димин военный билет. Автограф в этом документе он оставил очень много лет назад, с непривычки изобразив свою фирменную загогулину гораздо менее твердой рукой, чем Ирка.
— Так что все в полном порядке, в милиции никто ничего не заподозрил! — радовалась начинающая мошенница. — И это будет наша маленькая женская тайна!
— Ты, главное, не разболтай эту нашу маленькую тайну большому числу посторонних женщин и мужчин! — предупредила я.
— Имей совесть! Не делай из меня идиотку! — подружка так возмутилась, словно это не она недавно раззвонила приватную информацию подружке Лазарчука. — Не волнуйся, я никому!
— И Анку надо предупредить, чтобы она тоже никому, — подумала я вслух.
— Анка сама знает, — успокоила меня Ирка. — Она даже сыну не сказала, что Димину подпись мы нарисовали. Соврала, что Дима очнулся, и она ему все рассказала: о романе Саши и Маши, о рождении Васеньки и о том, что Маша трагически погибла. А Дима как будто бы сначала рассердился, а потом — делать нечего! — дурака Сашку простил и даже сам предложил Анюте усыновить Васеньку. В общем, полный хеппи-энд!
— Или имитация такового. Ты мне лучше скажи, в каком Торопов-старший состоянии на самом деле?