Афродита у власти: Царствование Елизаветы Петровны
Шрифт:
Но шли годы, а в международных отношениях нет ничего вечного. К середине XVIII века, особенно после проигранных Силезских войн, Вена также уже без ненависти поглядывала на Версаль. Дерзкий прусский король сильно потрепал австрийского черного орла, былую мощь империи восстановить оказалось невозможно. Резко усилившаяся Пруссия стала реально угрожать собственно австрийским владениям, не говоря уже о германских землях империи. Словом, с конца 1740-х годов в правительственных кругах Вены стали задумываться над перспективами австрийской политики и искать таких союзников в Западной Европе, которые могли бы помочь «окоротить» Фридриха. Инициаторами австро-французского сближения стали две весьма крупные личности — канцлер Кауниц и мадам Помпадур.
Обе эти персоны необыкновенно интересны для истории. Венцлав-Антуан-Доминик де Кауниц, граф Ридберг пришел
Вдовец Кауниц никогда не испытывал одиночества, потому что еще крепче французской литературы любил прекрасных и веселых венских дам. Они тоже тянулись к нему — большего петиметра, пожалуй, не было во всей Вене. Он изобрел какой-то невероятно красивый «струящийся парик» и по-особому готовил его для выхода в свет. Дело в том, что тогда было модно пудрить парики. Надев парик, Кауниц входил в особую комнату, в которую камердинер предварительно горстями вбрасывал пудру. Образовывалось молочное облако подобно тому, которое обычно висит на мукомольной мельнице. В комнате уже стояли в два ряда шесть лакеев, которые веерами начинали овевать медленно прохаживающегося взад-вперед канцлера. Когда он видел, что локоны парика достаточно хорошо опылены пудрой, то выходил из комнаты, переодевался и отправлялся на прием или бал, поражая знатоков и модников необычайной элегантностью прически и нарядов.
У канцлера были свои причуды, он слыл оригиналом: белье отсылал стирать только в Париж; всегда отходил ко сну ровно в 11 часов вечера, даже если у него в доме были гости (в том числе коронованные); выгонял из-за стола сильно надушенных дам. Подобно императрице Елизавете Петровне, Кауниц запрещал говорить при нем о смерти и болезнях. Он страшно боялся заболеть оспой и при чтении депеш избегал тех отрывков, где шла речь об этой весьма популярной в те времена болезни, уносившей куда больше людей, чем войны. Если кто-то умирал, секретарь произносил условную фразу: «Господина N нет дома». Когда скончался начальник канцелярии Кауница, то в ответ на вопрос канцлера об этом чиновнике секретарь сообщил, что господин начальник канцелярии «отложил перо». Когда же умер император Иосиф II, то даже эту новость канцлеру сообщили иносказательно — секретарь протянул бумагу и сказал, что «Его императорское величество бумаг более не подписывает».
Дома и в гостях Кауниц всегда ел только одно блюдо: курочку с рисом — и на официальные банкеты являлся со своим поваром и водой. Вода канцлеру была нужна для того, чтобы сразу после обеда, не выходя из-за стола, полоскать рот и чистить зубы. Он доставал зеркало и щетку и, к ужасу гостей и хозяев, делал это с тщанием, громко и весьма долго — не менее четверти часа. Лишь однажды французский посол сумел поставить бесцеремонного канцлера на место. Увидав после обеда приготовления Кауница, он встал из-за стола и громко сказал: «Господа! Прошу встать и покинуть стол, князь хочет остаться один». После этого Кауниц вообще перестал ходить на официальные обеды.
Мария-Терезия мирилась с причудами своего канцлера. Острый ум, великолепное знание международной конъюнктуры, уверенность и способность мыслить широко, оригинально и реалистично — всем этим не обладал ни один из ее сановников. Именно Кауницу было суждено стать нарушителем вековых традиций, инициатором австро-французского сближения. В 1750 году он был направлен посланником в Версаль, сблизился там с мадам Помпадур, достиг того, что ранее казалось нереальным — обмена любезностями и даже подарками между Марией-Терезией и фавориткой французского короля. Вернувшись в 1755 году в Вену и став канцлером, Кауниц продолжил линию на австро-французское сближение. Медленными шагами, с оглядкой и осторожностью, уже бывшие враги, но еще не друзья, Австрия и Франция двигались навстречу друг другу. Заключение Лондонского договора Англии и Пруссии резко подтолкнуло стороны к взаимным объятиям.
Особенно важную роль в этом сближении сыграла мадам Помпадур. Мнение, распространенное
Между тем судьба этой худенькой женщины необыкновенна. Скажем для начала о существовании при французском дворе, по сути дела, официального титула — фаворитка короля. Женщина, обладавшая этим титулом, сразу же занимала высокое место при дворе и оказывала влияние на политику Франции по должности,ибо она пользовалась особым доверием короля. При этом она уже могла и не быть его любовницей (хотя с постели всё, как правило, и начиналось). В других странах институт фаворитов и фавориток существовал так же, как реальный, но формально не конституированный институт власти. Во Франции же он приобрел черты формального придворного чина. При дворе проводилась даже процедура представления фаворитки короля, и ее, в присутствии всех придворных, знакомили с королевой и дофином.
Жанна-Антуанетта Пуассон — так звали с детства Помпадур — поднялась к титулу фаворитки короля почти с самого низа тогдашнего общества. Ее дед — из крестьян, мать была замужем за человеком, который занимал малопочтенную должность поставщика армии, разумеется, проворовался и бежал от тюрьмы за границу. После этого мадам Пуассон перешла на содержание к более удачливому и богатому коллеге беглого мужа. С ранних лет девочка попала в хорошие руки учителей и воспитателей. Она получила прекрасное образование, которое позволяло Помпадур не просто сносно вести беседу в салоне, но и блистать там точными знаниями и тонким юмором. Эту «шлифовку» она продолжала всю свою довольно короткую жизнь — Помпадур умерла в 1764 году всего лишь сорока трех лет от роду. В ее библиотеке было огромное количество книг, она всегда интересовалась книжными новинками и много читала. Заметим, что творцы этих увлекательных новинок, вроде Вольтера, считали для себя за честь предстать перед элегантной и сведущей читательницей. Не будем говорить о корысти этой дружбы, ведь писатели посещали ее салон задолго до того, как эта женщина стала любовницей короля. Когда же Жанна стала фавориткой Людовика XV, в Версале появился удивительный очаг культуры, туда стали приезжать необыкновенные люди — писатели, философы, художники. Благодаря Помпадур труднопереносимый в обществе Вольтер был всегда неплохо устроен на какой-нибудь синекуре и никогда не бедствовал. Помпадур оказалась щедрой меценаткой, ее без ума любили деятели искусства и литературы. И всё это было необыкновенно для Версаля. Как известно, Людовик XV был весьма далек от интеллектуальной жизни, презирал философов, хотя не держал в руках ни одной из их книг. Его мир был бесконечно далек от мира Вольтера и энциклопедистов. Как писал один из биографов Людовика, казалось, что «кипение идей в Париже будто происходило на другой планете», а не в стране, которой управлял Людовик. Помпадур, к удивлению всех, сумела примирить две эти вселенные.
Кроме образованности, красоты, природной грации и изящества юная девушка еще с детских лет отличалась огромным честолюбием. В семье ее звали Ренетт— «Королевна». Можно много смеяться над разными пророчествами, но в девять лет гадалка предрекла девочке, что она будет властвовать. Одни воспринимают подобное пророчество как шутку, другие же видят в этом приоткрытый на долю секунды занавес будущего и смело устремляются претворять предсказание в жизнь. Так и произошло с Жанной Пуассон, вернее мадам д’Этиоль, ибо к этому времени девушка была выдана замуж за Шарля д’Этиоля, дворянина, человека богатого и доброго. Семья, в которой вскоре родилась дочь, летом жила в родовом замке, расположенном возле Версаля и как раз в тех местах, где часто охотился король. А мадам д’Этиоль больше всего на свете полюбила бывать на природе и прогуливаться в нарядной коляске или пешком. Одним словом, Жанна выследила короля на охоте, и тот ее заметил и запомнил.