Агафья
Шрифт:
– Кто-то бродом идет...
– сказал Савка.
Минуты через три Кутька опять заворчала и издала звук, похожий на кашель.
– Цыц!
– крикнул на нее хозяин.
В потемках глухо зазвучали робкие шаги, и из рощи показался силуэт женщины. Я узнал ее, несмотря даже на то, что было темно, - это была Агафья Стрельчиха. Она несмело подошла к нам, остановилась и тяжело перевела дыхание. Запыхалась она не столько от ходьбы, сколько, вероятно, от страха и неприятного чувства, испытываемого всяким при переходе в ночное время через брод. Увидев
– А... это ты!
– произнес Савка, запихивая в рот лепешку.
– Я... я-с, - забормотала она, роняя на землю узелок с чем-то и косясь на меня.
– Кланялся вам Яков и велел передать... вот тут что-то такое...
– Ну, что врать: Яков!
– усмехнулся Савка.
– Нечего врать, барин знает, зачем ты пришла! Садись, гостьей будешь.
Агафья покосилась на меня и нерешительно села.
– А уж я думал, что ты не придешь нынче...
– сказал Савка после продолжительного молчания.
– Что ж сидеть? Ешь! Или нешто дать тебе водочки выпить?
– Выдумал!
– проговорила Агафья.
– Пьяницу какую нашел...
– А ты выпей... Жарче на душе станет... Ну!
Савка подал Агафье кривой стаканчик. Та медленно выпила водку, не закусила, а только громко дунула.
– Принесла что-то...
– продолжал Савка, развязывая узелок и придавая своему голосу снисходительно-шутливый оттенок.
– Баба без того не может, чтоб чего не принесть. А, пирог и картошка... Хорошо живут!
– вздохнул он, поворачиваясь ко мне лицом.
– Во всей деревне только у них еще и осталась с зимы картошка!
Впотьмах я не видел лица Агафьи, но, по движению ее плеч и головы, мне казалось, что она не отрывала глаз с лица Савки. Чтобы не быть третьим лицом на свидании, я решил пойти гулять и поднялся. Но в это время в роще неожиданно соловей взял две нижние контральтовые ноты. Через полминуты он пустил высокую, мелкую дробь и, испробовав таким образом свой голос, начал петь. Савка вскочил и прислушался.
– Это вчерашний!
– сказал он.
– Постой же!..
И, сорвавшись с места, он бесшумно побежал к роще.
– Ну, на что он тебе сдался?
– крикнул я ему вслед.
– Оставь!
Савка махнул рукой - не кричите, мол - и исчез в потемках. Когда хотел, Савка был прекрасным и охотником и рыболовом, но и тут его таланты тратились так же попусту, как и сила. Для шаблона он был ленив, а всю свою охотничью страсть отдавал пустым фокусам. Так, соловьев ловил он непременно руками, стрелял бекасинником щук, или стоит, бывало, у реки по целым часам и изо всех сил старается поймать большим крючком маленькую рыбку.
Оставшись со мной, Агафья кашлянула и провела несколько раз по лбу ладонью... От выпитой водки она уж начинала пьянеть.
– Как живешь, Агаша?
– спросил я ее после продолжительного молчания, когда уж неловко было молчать.
– Слава богу... Вы же никому не рассказывайте, барин...
– прибавила она вдруг шёпотом.
–
– Какая же ты все-таки бесстрашная, Агаша... А если узнает Яков?
– Не узнает...
– Ну, а вдруг!
– Нет... Я раньше его дома буду. Он теперь на линии и воротится, когда почтовый поезд проводит, а отсюда слышно, когда поезд идет...
Агафья еще раз провела рукой по лбу и посмотрела в ту сторону, куда ушел Савка. Соловей пел. Какая-то ночная птица низко пролетела над самой землей и, заметя нас, вздрогнула, зашуршала крыльями и полетела на ту сторону реки.
Скоро соловей умолк, но Савка не возвращался. Агафья встала, беспокойно сделала несколько шагов и опять села.
– Да что же это он?
– не выдержала она.
– Ведь поезд не завтра придет! Мне сейчас уходить нужно!
– Савка!
– крикнул я.
– Савка!
Мне не ответило даже эхо. Агафья беспокойно задвигалась и опять встала.
– Мне уходить пора!
– проговорила она волнующимся голосом.
– Сейчас поезд придет! Я знаю, когда поезды ходят!
Бедная бабенка не ошиблась. Не прошло и четверти часа, как послышался далекий шум.
Агафья остановила долгий взгляд на роще и нетерпеливо зашевелила руками.
– Ну, где же он?
– заговорила она, нервно смеясь.
– Куда же это его унесла нелегкая? Я уйду! Ей-богу, барин, уйду!
Между тем шум становился всё явственней. Можно уж было отличить стук колес от тяжелых вздохов локомотива. Вот послышался свист, поезд глухо простучал по мосту... еще минута - и всё стихло...
– Погожу еще минутку...
– вздохнула Агафья, решительно садясь.
– Так и быть, погожу!
Наконец в потемках показался Савка. Он бесшумно ступал босыми ногами по рыхлой, огородной земле и что-то тихо мурлыкал.
– Ведь вот счастье, скажи на милость!
– весело засмеялся он.
– Только что, это самое, значит, подошел к кусту и только что стал рукой целиться, а он и замолчал! Ах ты, пес лысый! Ждал, ждал, покеда опять запоет, да так и плюнул...
Савка неуклюже повалился на землю около Агафьи и, чтобы сохранить равновесие, ухватился обеими руками за ее талию.
– А ты что насупилась, словно тетка тебя родила?
– спросил он.
При всем своем мягкосердечии и простодушии Савка презирал женщин. Он обходился с ними небрежно, свысока и даже унижался до презрительного смеха над их чувством к его же собственной особе. Бог знает, быть может, это небрежное, презрительное обращение и было одной из причин его сильного, неотразимого обаяния на деревенских дульциней. Он был красив и строен, в глазах его всегда, даже при взгляде на презираемых им женщин, светилась тихая ласковость, но одними внешними качествами не объяснишь этого обаяния. Кроме счастливой наружности и своеобразной манеры обращения, надо думать, имела влияние на женщин также еще и трогательная роль Савки как всеми признанного неудачника и несчастного изгнанника из родной избы в огороды.