Агапи в Радужном мире
Шрифт:
— Пока бабушка была жива, мы не бедствовали. Я не сказал, что она повитухой была? Лучшей в нашем квартале. За ней даже из других районов Столицы посылали. Женщины доверяли ей больше, чем целителям, — и опять грустная пауза в рассказе, шмыганье носом и слёзы на щеках. — Мама старательно растягивала сбережения, оставшиеся от бабушки, но они закончились. Меня даже учеником никто брать не хотел. Мал ещё, говорили, но я-то понимал, что причина в другом. Плохой приметой считается впустить в дом такого, как я. Маму тоже не хотели нанимать, даже на самую грязную работу. Наверное, поэтому она и приняла решение… Посадила меня подле себя, обняла и сказала: «Ты должен меня понять. Только по нужде я иду на улицу. Не выжить нам иначе. Давай договоримся. Когда буду возвращаться в дом с мужчиной — уходи. Днём гуляй
Так прошло три или четыре оборота. То, что мы в дом пустили бандита, поняли почти сразу. Но выгнать не могли — страшились его очень. Мать кормила меня только тогда, когда Зыныга отсутствовал, чтобы не слушать его упрёков. Сначала он только ругался, потом стал бить. За всё — не так посмотрела, не так сказала или почему промолчала. Как-то я бросился защитить, но мать умолила меня не лезть, боясь, что Зыныга убьёт меня. Даже потом заставила поклясться дар… Ой! Ну, слово взяла крепкое, что, пока в силу не войду, не буду с ним спорить или драться. Но он всё равно убил. Не меня — маму. Пришёл злой, а она во дворе бельё вывешивала на просушку. Не смотрел, куда идёт, ткнулся лицом в мокрое, и, озверев окончательно, ударил её дубиной по голове. Перешагнул через тело, зашел в дом, загремел мисками. То ли не нашёл ничего, то ли не разобрался в горшках, заорал: «Эй, потаскушка, еду подай!». А она лежит в луже крови своей, не дышит уже. Выбежал он во двор, понял, что сделал, ругнулся, заозирался. Я в сарае притаился, видел всё через щель, но он почему-то не стал проверять, там ли я. Мне кажется, он часто просто забывал о моём существовании. И тогда не вспомнил. Иначе убил бы меня, как и маму. Когда он ушёл, я потихоньку убежал. Не через калитку, а через лаз под оградой, который уже давно вырыл для себя и маскировал мусором разным. Домой не возвращался дня три. Где-то ходил, где-то спал, что-то ел… И всё время думал, куда мне теперь идти. Решил пойти в Южную провинцию. Знаю, что там эпидемия, но, может, смог бы пригодиться. Надеялся прибиться к тамошнему лекарю в ученики. Но как идти, если у меня с собой не было вещей никаких. Тогда набрался смелости пробраться в сарай и взять одеяло, одежду, какая есть, и халат. Только ждал он меня. Лежал в моём гамаке и следил за дверью. Когда я вошел, Зыныга схватил за руку. Я думал, что бить будет или ругаться, а он и принялся выговаривать: «Всё бродяжничаешь? Твоя мать умерла, а ты даже не простился с ней. Приблуда, как есть приблуда. Теперь я буду твоим опекуном. Слушайся меня во всём и станешь достойным человеком». От его неожиданного появления и страха у меня пропал голос. Иначе проболтался бы, что видел, как он маму убил. Промолчал, а потом решил: притворюсь, что согласен слушаться. Но при первой же возможности сбегу. Пусть и без халата. Только уже вечером он потащил меня в тот проулок, где мы встретились с госпожой.
Мальчик замолчал, а я вдруг почувствовала, что моё лицо мокрое от слёз. «Жаль, что не запустила в спину урода файерболом. Но при встрече пришибу обязательно», — приняла я твёрдое решение и пошла на кухню, выгружать запечённые тыковки из импровизированной духовки.
На выходе из салона остановилась:
— Сынок, а звать-то тебя как?
— Так и зовут Аеркныс — Любимый сын, — впервые за всё время улыбнулся мальчик.
— Скажи, мне одной кажется, что он что-то скрывает? Не врёт, а не договаривает, — обратилась я к Инку.
Убрав остатки ужина и скатерть, служившую столом, с ковра посредине салона, мы пили чай на кухне. Аеркныса уложили на постель, устроенную из подушек и пледов. Выговорившись, сытно поев и поняв, что он в безопасности, мальчишка заснул, не закончив благодарственной молитвы, обращенной к Пресветлой.
— Я тоже заметил, — согласно кивнул Инк. — Кстати, он только кажется мальчиком. По факту ему оборотов пятнадцать или шестнадцать. Не взрослый ещё, но уже и не ребёнок. Потрепала его жизнь, но не испортила.
— Надо бы ему помочь, — озвучила я план на ближайшее будущее, развязывая мешочек, о содержимом которого забыла, погрузившись с головой в драматические события вечера.
— Инк, ты знаешь, что это?
Страж подошёл и принялся внимательно рассматривать ягоды на моей ладони.
— Не может быть! Где взяла? — мужчина взял один плод, раздавил мякоть между пальцами, освобождая твёрдое зелёное зёрнышко.
— На базаре. Случайно увидела. Скажи, ты помнишь процесс обработки кофе?
— В общих чертах: сушка, обжарка, помол. Глубже никогда не вникал.
— Вот и я тоже, — вздохнула я. — Помню, что сушат его на солнце. Хочу попробовать до утра выложить на плиту очага. Камень вполне остыл, но ещё тёплый. Для сушки в самый раз. А утром, когда роса высохнет, продолжу сушить во дворе.
С помощью Инка освободила место, убрав посуду и подставку. Запустив маленький воздушный вихрь, тщательно очистила поверхность от золы и углей.
— Господи благослови! — произнесла сакральные слова и высыпала на прогретую плиту яркие ягоды. Разворошила руками, равномерно распределяя на поверхности, и облегчённо выдохнула, интуитивно чувствуя, что всё получится и мы скоро будем пить любимый напиток.
Видя, что я успокоилась, Инк попросил:
— Расскажи подробно, где ты нашла кофе.
— Почему меня не отпускает желание крепко стукнуть Пресветлую чем-то тяжёлым? — этими словами я закончила свой рассказ о встрече с Ывносаром. — Мы с тобой здесь меньше недели, а сколько грустных историй услышали уже. Похоже, она совершенно не присматривает за порядком в своём мире. Установила дурацкие правила и законы и наслаждается воспоминаниями о Косроке.
— Тоже думаю об этом. Служба слежения совсем не тем занимается, чем нужно. Утром схожу к ним, поговорю с начальником об этом… опекуне. Может, поищут.
— Заодно узнай, как можно дом на мальчишку переоформить. Чтоб ушлые соседи не отжали.
Убедившись, что все в доме спят, я позвала рутлу. Без особой надежды, понимая, что чешуйка — это не кольцо с привязкой Сивки Бурки, но ждала.
— Агапи, — тёплое дыхание в лицо разбудило меня.
— Ой, кажется, я задремала, — призналась, обнимая совершенную голову вселенского улучшителя.
Целиком в комнате рулта поместиться не смог бы, поэтому традиционно из подпространства выглядывала только голова.
— Не получилось раньше прийти. Старшие, видя, что я легко справляюсь с делами в порученных мне мирах, добавили ещё несколько, — с гордостью сообщил мой «динозаврик». — Тебе нужна моя помощь, Агапи?
— Мне нужна информация, рутлочка.
— Агапи, помнишь, ты рассказывала, что давала имена? — вдруг спросил невпопад рулта.
— Конечно, помню.
— Можешь мне имя придумать? — как-то смущённо попросил гость.
— Разве твои старшие не назвали тебя? — удивилась я.
— Не принято это. Нас мало, мы не собираемся в большие стаи. Когда общаемся, то точно знаем, к кому обращается собеседник. Получается, что имя не нужно. Но мне очень нравится выделять тебя из всех существ, произнося «Агапи», — рулта моргнул своими невероятными глазищами и тихо продолжил. — Очень хочу, чтобы и ты называла меня не по расе.
— Малыш мой! — всплеснула я руками. — Что же ты раньше молчал? Да с радостью это сделаю и за честь великую почту.
Если бы не бирюзовая чешуя, я бы подумала, что мой друг зарделся от счастья.
Легко сказать «дай имя». А какое? Чтобы достойно могло представить великолепного рутлу. В голове крутились имена царственных особ Земли. Но улучшители выше звёзд. И вдруг…
— На небосклоне моей родной планеты самой яркой звездой сияет Сириус. Прекрасная голубая звезда. Примешь ли ты это имя?