Агасфер. Вынужденная посадка. Том II

Каликинский Вячеслав

– Похоже на то! – согласился Паркинс. – Но не забывайте, детектив: мы дважды «просеяли» всех, кто имел или мог иметь информацию о письме стариков. Связи, контакты, финансы, знакомства… И это не считая плановых проверок, проверок при поступлении на службу. Нет, сэр, этого «крота» так просто не найти! За ним угадывается мощная система внедрения. Это не тупой уголовник, за которыми вы обычно гоняетесь, детектив! Не обижайтесь – мне кажется, что гораздо перспективнее поиск тех азиатов, которые наняли актеришку из Питтсбурга.

– Вам так кажется? – угрюмо переспросил детектив. – Скорее всего, они из той же «конюшни», что и ваш «крот». И значит, умеют заметать следы!

Глава восьмая

22

– Ну ты погляди, Миша! – Морин остановился, потер свободной рукой поясницу. – Ты только погляди – опять велосипедное колесо! У порядочных археологов – мезозой, палеозой, а у нас сплошной велосипедозой, мать его! Это какое же по счету с начала нашей «велоэкспедиции»? Восьмое? Они тут раньше вообще пешком не ходили, что ли? Две подковы, один обломок лемеха – а двухколесных друзей-то сколько!

– Я рад уже тому, что ты не потерял пока чувства юмора, Саня! – усмехнулся, тоже останавливаясь, Алдошин. – Вообще-то на копарей-новичков сезон без находок действует растлевающее: теряют кураж и веру в будущее… Начинают бурчать, хаять стряпню приятелей и рвутся в город. А ты уже… Сколько же ты держишься? Одиннадцатый день! И все как огурец!

– Так поначалу-то веселее было, штандартенфюрер! То рыбку половить прикажут, которой здесь отродясь не было, то шнуры натягивать, то от Милки-Подстилки почти двое суток оборону держать, а потом ее эвакуацию производить… Потом пару дней, если помнишь, Миша, мы вообще вздрагивая жили – не гостей, так «гостинца» от Проперухина твоего ждали…

– Ну, так уж и ждали!

– А чего? Ждали, ждали, Миша! Кого-то Проперухин неуемный после девок-подстилок под видом туристов к нам подошлет? Лично я ждал человека в рванине, с капюшоном и колокольчиком в руках! – бодро заявил Морин. – А если не прокаженного, то группу чесоточных «гастеров»-дервишей – нам в помощь, чтобы в камнях копаться веселее было!

Алдошин хоть и старался слушать «гон» и трепотню приятеля вполуха, но не выдержал и рассмеялся. Хотя в истории с лжетуристами веселого, конечно, было мало…

Милка-скандалистка, которую «подкинули» сбежавшие с Каменного пляжа отдыхающие, оказалась проблемой сама по себе. До лагеря копарей она кое-как добрела уже практически протрезвевшей, с тощим вещмешком и заплывшим от прощальной «дружеской» оплеухи глазом. Прежнюю задиристость она напрочь потеряла, и это, по констатации Морина, было большим плюсом. Однако предательство друзей и оплеуха настроили девицу на иной лад – плаксиво-меланхолический, и это стало целой гирляндой минусов.

Рыдающую Милку как могли успокоили, отпоили таежным чаем и выдали ей несколько картофелин, пластики которой должны были за пару дней «вытянуть» опухоль. Пытались утешить девушку и уверением, что ни в какой карантин ее не отдадут – а в ответ услыхали не совсем литературную отповедь:

– Не гоните туфту, мальчики! – уверенно заявила Милка. – Никакие вы не ликвидаторы, а «черные археологи». И ищете здесь не токсические отходы, а какой-то японский клад.

«Мальчики» переглянулись.

– А вот отсюда, плиз, поподробнее! – недобро попросил Алдошин.

– А чего подробнее? Подробности вы и сами лучше меня знаете! Дуру не делайте из меня только со своим «ликвидаторством».

– Барышня, добром тебя просят: расскажи дядям! – присоединился к просьбе приятеля Морин.

– Да пошли вы все!

Алдошин вздохнул, пожал плечами, подтолкнул к Милке ее вещмешок.

– Нам грубияны в команде не нужны. Мы и сами грубить умеем. Собирай свои бебехи, девонька, и пи…уй из лагеря! Куда? А куда хочешь! Я тебя видеть рядом не желаю!

«Девонька» попробовала «взять горлом», оскорбительными намеками на неджентльменское отношение и новыми слезами. Однако Алдошин был неумолим. И сентенции типа «а куда мне идти, я и дороги в поселок не знаю», «у меня ни палатки, ни спального мешка нету» не встретили у него сочувствия. Он взял пожитки «приблудной дочери», зашвырнул мешок метров за пятнадцать от костра и официально приказал Морину:

– Придется тебе посидеть тут, покараулить – чтобы не сперла чего наша «гостья». А я пойду, «подолблю». К костру не подпускать, припасов и помощи не давать… А ты, девонька, – Алдошин повернулся к Милке: – Ты учти: ночи тут холодные, и к костру я тебя все равно не пущу. Так что лучше иди, пока светло. К вечеру до стана рыболовного доковыляешь, может, там мужички по женской ласке соскучились, оставят заблудшую для «хоровых утех»! Хотя тебе, наверное, не привыкать…

Захватив поисковое снаряжение, Алдошин решительно зашагал на «недодолбленную деляну». Как он и предполагал, девице хватило на осознание своего хамского поведения пятнадцати минут. Извинившись, она выразила готовность рассказать все, что «дяде Мише» будет интересно.

Отдохнуть на природе ее пригласила подруга. А подругу, в свою очередь, тот самый Витька-рулевой с лодки. Перед самым отправлением выяснилось, что две подружки едут на природу без кавалеров, однако Витька сразу объяснил, что их задача – «закадрить» двух «папаш», к которым они присоседятся на месте. Что за «папаши» – он объяснять не стал, только предупредил, что компании они, скорее всего, рады не будут. И что телок для того на «халявный выпивон-закусон» на природе и берут. С вполне определенными целями: не кочевряжиться, девственниц из себя «не лепить», а все силы приложить к тому, чтоб «папашам» понравиться и как можно скорее залезть в их спальные мешки.

Потом Витькина гёрла им уже по секрету шепнула, что «папаши» эти – нелегальные археологи, что ищут они какой-то клад и что конечная цель всей «экспедиции» – задержать их на месте как можно дольше, пока Витька не свяжется с заказчиком и не получит дальнейшие инструкции. В том случае, конечно, если они клад тот найдут.

Однако нехитрый план компании был сразу же разрушен «ликвидаторским представлением», которое «папаши» разыграли при попытке компании присоединиться к ним. Витька, конечно, сразу понял, что их «разводят», но вынужден был подыгрывать и делать вид, что поверил. А потом Милка посвоевольничала: основательно «хватив» коньячку, она отправилась поглядеть на «папаш» поближе и все испортила. В ее отсутствие Витька связался с заказчиком, обрисовал ситуацию и, видимо, получил указание сворачиваться. Милка стала тут более не нужна, и ее оставили здесь в наказание.