Агенство БАМС
Шрифт:
— Но имейте в виду — я найду вас, когда того пожелаю.
Слова эти еще звучали у Оболенской в ушах, когда она бежала по нижней палубе к лестнице, дабы вернуться к тому месту, где оставил ее Петр Иванович и где, как надеялась всей душою Настасья Павловна, он ждал ее теперь целый и невредимый. Но, похоже, в этот день все шло решительно наперекосяк, потому что едва Настасья приблизилась к лестнице, как заметила знакомый силуэт, облаченный в серый фрак, и, гонимая дурными подозрениями, последовала за человеком, напоминавшим со спины дражайшего дядюшку Аниса Виссарионовича. Задаваясь на ходу вопросами о том, почему Фучик не сказал им с Петром Ивановичем о том, что тоже будет находиться на «Александре Благословенном», Оболенская припустила вслед за серым фраком, который с подозрительной скоростью спускался вниз,
Все также подчиняясь больше инстинкту, нежели разуму, Настасья Павловна юркнула в трюм следом за то ли Анисом Виссарионовичем, то ли за кем-то очень на него похожим, и стала свидетельницей странного зрелища, которое, как размышляла она секундой позже, быть может, ей просто померещилось, но в сей момент, в полутьме, привиделось Оболенской, будто мужчина нырнул прямо в висящее на стене огромное зеркало и исчез без следа.
Несколько мгновений Настасья Павловна стояла растерянная, слушая стук собственного сердца, бешено колотящегося о ребра от быстрого бега и охватившей все ее существо тревоги; затем она все же подошла к странному зеркалу и вгляделась в него, но это совершенно не дало ей никаких подсказок о том, куда исчез человек в сером фраке. Во всем происходящем, похоже, присутствовала некая мистика. Может быть, этот нечестивец владел какими-то магическими знаниями, что позволяли ему скрываться, не оставляя следов, вот уж не в первый раз? И не за ним ли гнался Петр Иванович, когда повлек ее за собою, а затем оставил на средней палубе, чтобы отправиться на поиски одному? Вопросов было, как всегда, много, а ответов по обыкновению — ни одного. Задумавшись над всей этой безрадостной ситуацией, Оболенская оперлась плечом о зеркало и в следующий же миг, покачнувшись и совершив оборот на девяносто градусов, влетела в совершенно иное помещение, осознав на ходу, что никакой магии в исчезновении убивца не было — только лишь дешевый фокус. И, как уже было заведено по какому-то нелепому сценарию, оказалась Настасья в этот момент аккурат перед Петром Ивановичем Шульцем, немало удивленным ее появлением, за тем лишь отклонением от традиций, что на сей раз ей удалось на него не упасть.
— Где он? — спросила Оболенская лейб-квора в самую первую очередь, с разочарованием оглядывая комнату и понимая, что мужчины в сером тут нет. — Он же только что был здесь! — не сдержала Настасья Павловна праведного гнева, отчетливо звучавшего в ее голосе, причиной чего было то, что их снова обвели вокруг пальца.
Поначалу возникшие в голове Шульца сомнения в том, что ему не стоило оставлять Настасью одну, исчезли, когда его охватил такой азарт погони, что он забыл обо всем на свете. Он мчался по палубе среднего класса, чувствуя, что близок к тому, чтобы поймать убивца настолько, насколько не был близок до этого никогда. В ушах с шумом стучала кровь, каждый вдох приходилось отсчитывать про себя, чтобы не сбилось дыхание. Раз-два, раз-два, раз-два — такой четкий такт помогал Петру Ивановичу не отвлекаться от намеченной цели и держать мысли в относительно строгом порядке.
Он понял, что сбился со следа, когда в третий раз за последние десять минут пробежал мимо колченогого фонаря, отбрасывающего на палубу рассеянный тусклый свет. Остановившись, Шульц постарался отдышаться и огляделся, мысленно составляя карту окружающей местности. Он стоял, вероятнее всего, подле какого-то технического помещения, в котором могли храниться запасные шпангоуты, или мастика для натирки верхней палубы. Прислушавшись, Петр Иванович понял, что находится в этом безлюдном, на первый взгляд, месте не один. Шум ветра, треплющий парус-руль дирижабля, не мог перекрыть едва слышного звука, как будто что-то волокли по полу. Лейб-квор осторожно, стараясь не выдать себя не единым шумом, добрался до узкой двери, ведшей в нутро трюма, после чего тихонько отворил ее и тут же отпрянул в сторону, на случай если у человека, притаившегося с той стороны, в руках есть пистоль, или какое-нибудь оружие похуже огнестрельного. Он почти не дышал, всматриваясь в чернильный прямоугольник, виднеющийся по левой стороне от него, лишь только продолжал считать про себя: раз-два, раз-два, раз-два. Когда к нему вернулась способность дышать, Шульц понял, что не ошибся в своих предположениях относительно помещения, в котором что-то происходило. Снова раздался тот самый звук, и в ноздри Шульца ударили запахи керосина и парафиновых свечей.
— Кто здесь? — шепнул Петр Иванович в темноту, не зная, какой
Лейб-квор подумал о том, что наверное стоило бы ему представиться по всей форме. Их маскарад с Оболенской, вероятнее всего, уже не имеет никакого смысла. После того, как они проскакали с Настасьей Павловной едва ли не по всем палубам дирижабля, наверняка успели привлечь к себе внимание если не всех пассажиров, то большей их части.
Безмолвие, что было ответом Шульцу, понудило его сделать то, что в любой другой ситуации он бы делать не стал, тем паче теперь, опасаясь за свою жизнь, в которой забрезжили впервые за долгое время лучики предстоящего счастья. Полусогнув колени, лейб-квор направился в нутро каморки, отчаянно жалея, что не прихватил с собой фонаря. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и он смог разглядеть то, что его окружало. Здесь в основном находились какие-то предметы мебели и прочий хлам, наваленный в кучу по углам. Или же стояли вдоль стен ровные ряды коробок, вероятнее всего, с какими-нибудь вещами, нужными для обустройства пассажиров Александра Благословенного.
Чутье подвело Шульца в этот раз, ибо кроме него в помещении не оказалось никого. Итак, он потерял из виду господина в сером фраке, что возвращало Петра Ивановича на прежние позиции, а именно ставило перед ним необходимость вернуться к Оболенской, чтобы составить новый план действий.
Он вышел на палубу, заложил руки за спину и неторопливо — сказывалась необходимость хоть немного поразмыслить, призвав на помощь всю имеющуюся дедукцию — прошелся вдоль стены, держа направление к тому месту, где его дожидалась Настасья Павловна.
Выводы напрашивались сами собой — покуситель действительно был на Александре Благословенном, только находился все это время не под носом у супругов Вознесенских, а на одной из нижних палуб. Его схожесть с Анисом Виссарионовичем Фучиком порядком озадачивала несчастного Шульца, но он посудил сам с собой, что эта деталь настолько неважна в данной сложившейся ситуации, что стоит вообще исключить ее из своего внимания. В целом же картина была ясной, как роса на траве в саду его батюшки, возле дома, в котором вырос Петр Иванович. Воспоминания о доме вновь вернули его мысли к Оболенской, с коей он видел свое будущее, и не собирался от этих желаний отступаться.
Шульц нахмурился, когда достиг светлой скамьи, возле которой оставил Настасью Павловну. Вероятнее всего, он ошибся и пришел не туда, ибо Оболенской в том месте, где ее рассчитывал увидеть Шульц, не оказалось. Он нахмурился, повернувшись вокруг собственной оси, после чего понял, что его прошиб холодный пот. Место было ровно то же, что и получасом ранее, когда лейб-квор наказывал Оболенской обождать его, пока он гоняется за убивцем. А вот самой Настасьи Павловны и след простыл.
Мысленно выругавшись и следом — взмолившись всем богам, Шульц вновь сорвался с места и в очередной раз помчался по палубе, с той лишь разницей, что теперь ему предстояло действовать вслепую.
Страх за Настасью Павловну был столь велик, что ни о чем другом лейб-квор в эти мгновения и помышлять не мог. Он бежал, куда глаза глядят, при этом мысли его хаотично сменялись в голове, и каждая из них была другой краше. Этот забег, впрочем, окончился весьма благоприятно: едва Шульц поравнялся с той самой каморкой, которую осматривал давеча, его внимание вновь привлек звук, исходивший из этого помещения. На сей раз ворвавшись внутрь без каких-либо экивоков, Петр Иванович замер на месте, ибо от внимания его не укрылось то, что в одном из углов прибавилось тряпья. Сваленное в кучу, оно лежало аккурат подле одной из стен, странно напоминая собою очертания человека. Судя по всему — мертвого. И вскинутые вверх две палки, в которых угадывались вознесенные к потолку руки, навели Шульца на определенные выводы.
Следующим же сюрпризом стала Оболенская, которая буквально валилась в помещение с другой стороны от входа, и принялась расспрашивать Петра Ивановича о том, о чем он не имел ни малейшего понятия.
— Кто — он? — испытывая смесь облегчения и злости на слишком непоседливую барышню, мрачно вопросил Шульц, вновь закладывая руки за спину, чтобы не броситься к Настасье Павловне тотчас и прижать ее к себе, как ему того хотелось. — Ежели вы имеете ввиду его, — он кивнул на лежащий у стены труп, — то когда именно он был здесь, я вам в точности сказать не могу. Но смею вас заверить, что сейчас его нет ни здесь, ни в любом другом месте нашего бренного мира, упокой Господь его грешную душу.