Агент без прикрытия
Шрифт:
– Идут, сюда идут!
Тут же поднялась суматоха. Разравнивали вырытый песок, неширокий подкоп затянули одеялом, бросили на него пачку сигарет, зажигалку. Так что к приходу Исы видимых следов подкопа не осталось.
Заскрежетал засов, с визгом отворилась половинка ворот, внутрь бункера зашли боевики, за ними стоял Иса. Главарь некоторое время молча разглядывал мужчин, выдерживал паузу, знал, что чем дольше молчишь, тем весомее прозвучат слова.
– Кто скажет, был ли еще один человек на борту самолета?
Никто не ответил. Пальцем Иса показал на украинского летчика
– Кто?
– Я не знаю…
Иса, больше не произнеся ни слова, выхватил пистолет и выстрелил ему в голову. Пилот замертво упал прямо на растянутое над подкопом одеяло, утащил его за собой в довольно глубокую яму. Пленники рванулись к выходу, но несколько коротких автоматных очередей мгновенно остановили их. Еще двое – один охранник и пилот Брука – лежали на земле мертвыми. Сам торговец оружием и Николай вовремя упали, пули прошли у них над головами.
– Еще раз спрашиваю… – бесстрастно начал Иса.
Брук поднялся с земли, отряхнул дорогой костюм.
– Этот человек был со мной, – сказал он.
– Кто он?
Владимир Брук криво улыбнулся:
– У меня с ним были похожие проблемы. Я могу предложить выкуп за себя и за некоторых своих людей.
Иса поднял руку.
– Об этом поговорим позже, прежде я должен его найти. – Он выразительно посмотрел на яму.
– Ее они и копали, хотели убежать, я был против. – Брук указал на мертвых.
– В ней их и закопайте, – засмеялся собственной шутке Иса и тут же стал серьезным. – Живо, – взглянул на часы.
Хоть и не был назван срок, пленники тут же взялись за дело. Не отставал от других и Брук. Убитых сбросили в яму, руками засыпали ее. Часто дыша, торговец оружием разогнул спину. С подобострастной улыбкой посмотрел Исе в глаза:
– Я говорил о выкупе. Я состоятельный человек.
Главарь прищурился:
– Мы поговорим о выкупе позже и в другом месте.
Тяжелая дверь закрылась.
– Что значит: «и за некоторых своих людей»? За кого именно? – Николай со сжатыми кулаками встал перед Бруком.
– То и значит. – Владимир вытер ладонь о ладонь, сбивая прилипший песок. – Не все доживут до освобождения. – Он глянул на недавно засыпанную яму и слизнул выступившую на сбитом суставе пальца кровь. – А мертвецов выкупать – какой смысл? За труп платят только в мединституте – и очень небольшие деньги.
Николай выматерился, но адресата – кому предназначались ругательства – так и не назвал.
– Ты чего? – вскинул брови Брук.
– Правильно ты говорил! – выкрикнул Николай. – На хрен было подкоп делать!
И никто ему не возразил.
Уже четвертый час Бондарев лежал на крыше одного из складов, прижавшись к невысокому бортику парапета. Солнце палило здесь нещадно, ветер почти не залетал. А когда и попадал на крышу, то нес с собой мелкую, забивавшую рот, нос, глаза пыль. Размякшая битумная мастика на крыше стала податливее, чем пластилин, прилипала к одежде. Клим сходил с ума от жары, страшно хотелось пить. Он с нежностью, почти как солдат-первогодок о девушке, вспоминал о бутылке с водой, оставшейся в самолете. С наручниками он справился легко – помог стандартный набор инструментов, спрятанный в прикладе автомата. И теперь браслеты медленно вплавлялись в мягкий битум крыши. Чтобы чем-то занять часы ожидания, Клим периодически вынимал их, обтирал краем чужой одежды. Он уже трижды разрядил и вновь снарядил автоматный рожок – двадцать патронов.
«Если даже каждый из них достигнет цели… Нет, невозможно. Это тебе не полигон», – рассуждал о бессмысленном Бондарев. Заслышав шум, он приподнял голову и увидел, как вытаскивали из самолета убитого им Мусу. Видел сверху, как боевики обшаривали склады, заглядывали в щели оставшихся после строительства плит и труб – искали его, и ни один не догадался залезть на крышу. И только потому, что она казалась слишком высокой, недоступной. Он и сам не рассчитывал оказаться наверху – не запрыгнешь же на высоту трехэтажного дома! Просто спрятался за ближайшее строение. А там тихо постукивал о стену истертый силовой кабель, оставленный строителями. По нему и вскарабкался, затянув при этом кабель наверх.
Слышал он и выстрелы в бункере, однако, убедившись, что мертвых не выносили, решил, что Иса провел акцию устрашения.
«Еще час, и я здесь изжарюсь, не поможет и кусочек тени, которую отбрасывает парапет. Крыша прогрелась, как сковородка, забытая на полном огне, – решил Бондарев. – Толку-то, что не попал в плен».
Он осторожно выглянул за парапет. Искать его уже бросили, во всяком случае, боевики не переходили из склада в склад. Часовые были расставлены лишь у самолета – двое и один прямо под складом, на крыше которого залег Клим. Боевик тоже изнемогал от жары, еще недавно он мог позволить себе спрятаться в тени под стеной, но эта тень ушла. Он приложился к вместительной фляжке, вытряс в горло последние капли. Бондарев буквально за него ощущал вкус спасительной, пусть и согревшейся воды, провел пересохшим языком по растрескавшимся, как земля пустыни, губам.
Боевик под стеной попытался заглянуть в пустую фляжку, будто там могла остаться вода. Выразительно вздохнул. Его явно раздирали чувство долга и чувство жажды. Наконец он не выдержал, оставил пост и двинулся к входу на склад. Бондарев даже слышал, как часовой шепотом подзывал одного из своих товарищей, просил воды. Через минуту боевик уже вернулся на прежнее место. Он любовно обтер прозрачную пластиковую бутылку, завернул ее в мокрую тряпку и поставил там, где, на его взгляд, был хоть какой-то ветер. Часовой прохаживался вдоль стены, чуть слышно напевая себе под нос что-то такое же заунывное, как и весь местный пейзаж.
«Сейчас бы дома у себя оказаться, в Коломенском, открыть бар, а там…» – Бондарев даже прикрыл глаза от удовольствия, представив себе, как откалывает ножом лед от замороженной глыбы, бросает его в бокал, и стеклянные стенки мгновенно запотевают, по ним скатывается капелька конденсата.
Клим тряхнул головой, это уже смахивало на наваждение, на видение умирающего от жажды в пустыне. Открыл глаза. Солнце висело над ним ослепительным диском.
– Черт… кажется, оно даже не движется.