Агент Византии
Шрифт:
Он цеплялся за эту мысль, пока мог, хотя день ото дня на работе появлялось все меньше магистров и чиновников. Жизнь связана с риском в любые времена, каждая болезнь опасна: доктора мало чем могут помочь. Молитва давала больше надежды, чем лекарства.
Однако когда стали сообщать, что отсутствовавших на работе одного за другим охватывала лихорадка, Аргироса вновь обуяла тревога. Однажды стало известно, что один из коллег покрылся прыщами, и Аргирос решил: Преторий какое-то время сможет обойтись без него. Он не боялся, что кто-либо обвинит его в отлынивании от работы. Уже и так половина людей, достаточно богатых,
Большинству константинопольцев, конечно, бежать было некуда. Но улицы опустели. Выходящие из дома пристально присматривались друг к другу. Оспа, вероятно, была Божьим проклятием, но все прекрасно знали, что ею можно заразиться только от больного человека.
Цены на зерно стали колебаться. В определенный день открывались почти все мельницы в городе, и почти все были пусты. Назавтра без каких-либо разумных причин работала лишь горстка мельниц, и люди выстраивались в очереди за мукой вокруг квартала.
Аргирос чувствовал, что рискует жизнью, куда бы он ни ходил в поисках еды. Елена хотела разделить с ним заботы, но он наотрез отказался.
– Как я буду кормить Сергия, если с тобой что-то случится? – спросил он. – Мне с этим не справиться, ты знаешь.
– А буду кормить его, если ты заболеешь и не сможешь обеспечить меня? – вопросом на вопрос ответила она, но настаивать не стала.
Она прислушалась к нему, подумав о безопасности сына. Василий не стал объяснять ей, что поступал бы так же, если бы оспа наступила год назад, когда у них еще не было ребенка. Он должен оградить жену от любого риска.
Только в церквах толпился народ, когда оспа свирепствовала в городе. Священники и миряне просили Господа смилостивиться и прекратить эпидемию. Люди спешили на литургию из собственных религиозных соображений: чтобы помолиться о здоровье любимых и о своем собственном.
Когда Елена изъявила желание посетить большой собор Святой Софии, Аргирос не мог отказать ей и даже не пытался разубедить ее. Он понимал: поход в церковь – не рейд по магазинам. Бог мог гневаться на Константинополь, но в Его собственном доме Он не мог поразить их.
Впервые за несколько недель Елена с Сергием на руках вышла в город. Увидев пустые улицы, она воскликнула:
– Это похоже на какую-нибудь провинцию, а не столицу!
Ее голос эхом отразился от стен домов.
– Здесь даже тише, – заметил Аргирос, вспомнив Серр.
– Верно, в других городах, по сравнению с Константинополем, живет всего горстка людей, но и размер этих городов меньше, а потому на улицах там тоже толпа.
Они шли на восток по Месе к большому храму, купол которого вырисовывался на горизонте. Рынок лошадей на Амастридской площади опустел; животных на продажу не было. Через четверть мили на форуме Феодосия сиротливо блеяли в загоне несколько овец. Крестьяне, пригнавшие их, почесывали затылки и недоумевали, куда подевались покупатели.
– Бедняги, – с состраданием произнесла Елена. – Наверно, они даже не слышали о беде.
Поразительно, что стражники у ворот их не предупредили, – сказал Аргирос, но затем, подумав, уже не удивлялся. Стражники малых ворот, то есть Силиврийских и Регионских, должно быть, бежали, оставив ворота открытыми для крестьян, которые
Магистр окликнул крестьян через площадь. Услыхав страшное слово «оспа», они судорожно перекрестились и принялись разворачивать свой скот.
– Хотел бы я, чтобы мы сейчас возвращались из церкви домой, а не наоборот, – сказал Аргирос. – Овцы нам хватило бы на несколько дней.
– И мы могли бы купить ее недорого, – вздохнула Елена. – Увы. Надеюсь, крестьяне благополучно доберутся до дома.
Только на площади Августеон, на которую выходил фасад Святой Софии, появились признаки того, что Константинополь еще не превратился в город призраков. И все же и здесь лавки с книгами и благовониями были закрыты. Но некоторые магазины снеди работали ради тех, кто приходил помолиться в храме. Аргирос почувствовал запах моллюсков, поджаренных с чесноком в оливковом масле. Желудок свело от голода. Пришлось сделать над собой усилие, проходя мимо коптящих угольных жаровен.
Народ заполнял украшенный колоннадой атрий гигантского собора. Аргирос помахал рукой чиновнику, которого вот уже несколько дней не видел. В разных частях атрия происходили подобные встречи знакомых друг с другом горожан. У многих было такое же ощущение, как у Василия: посещение церкви – единственная безопасная прогулка, какую люди могли себе позволить.
Заботливо обняв Елену, Аргирос проводил ее через церковное крыльцо и проход из атрия в собственно храм. Он наклонился и поцеловал жену и Сергия.
– Я буду ждать тебя здесь после службы.
– Хорошо, – ответила Елена и направилась к лестнице галереи для женщин; как и в других церквах мужчины и женщины здесь молились отдельно.
Кто-то поблизости громко чихнул.
– Ваше здоровье, – вежливо сказал Аргирос.
Войдя в неф церкви Святой Софии, он испытал настолько всепоглощающее чувство, что забыл о свободно распространявшейся по городу эпидемии. Огромный храм никого не мог оставить равнодушным. Когда Юстиниан восстанавливал его после восстания «Ника» [15] , он нанял двух лучших архитекторов, каких только смог найти, и разрешил им воспользоваться всеми ресурсами империи. По окончании работы император с гордостью воскликнул: «Я превзошел тебя, Соломон!»
15
Восстание «Ника» – «Побеждай» – произошло в 532 году, Храм Святой Софии (Божественной Мудрости) по приказу Юстиниана построили архитекторы Исидор из Милета и Анфимий из Тралл в 532-537 годах.
Полированный зеленый, красный, желтый и многоцветный мрамор с Босфора, из Греции, Египта и Исаврии; сверкающие лампы из золота, серебра и меди; лес колонн с замысловато украшенными акантами капителями; четыре полукупола с мозаичными орнаментами – все призвано привлечь взгляд к центральному куполу – шедевру собора.
Его свод поднимается на сто восемьдесят футов над землей. Сорок два окна расположены у основания купола, и проникающие сквозь них солнечные лучи создают впечатление невесомости свода, будто он парит в воздухе отдельно от храма. Постоянно меняющееся освещение играет в золотой мозаике и на кресте Господнем высоко вверху.