Агент. Моя жизнь в трех разведках
Шрифт:
Меня также ошеломило, что система внутреннего контроля и собственной безопасности в начале семидесятых годов была такой слабой. Если кто-то однажды попадал в аппарат спецслужбы, то внутри него он мог двигаться почти совершенно свободно. Не было детектора лжи для проверки сотрудников, который, возможно, заставил бы меня отказаться от некоторых моих планов. Контроль честности и надежности сотрудника осуществлялся практически лишь при помощи устной оценки его руководителя. При этом основное внимание уделялось социалистической морали. Супружеские измены и сексуальные эскапады сурово наказывались и обычно становились причиной увольнения из МГБ. К счастью о моих склонностях и действиях в этой сфере никто не узнал, я смог хранить все в тайне и чувствовал себя в этом смысле достаточно безопасно. Проверки проводились лишь в случае конкретных подозрений. Если таковых не
Постепенно у меня возник вопрос — сначала в подсознании, потом втайне, затем все более осознанно — что было бы, если бы я прямо здесь, в логове льва, стал бы работать на кого-то еще. Мне казалось, что я достаточно хорошо изучил аппарат и мог бы оценить уровень риска. Кроме того, мне всегда нравились разные авантюры, и риск меня возбуждал. Постепенно эти мысли стали принимать конкретные формы. Если другая сторона могла бы мне гарантировать, что в случае серьезной опасности она меня отсюда каким-то образом вытащит, этот план казался мне вполне реальным. Теперь нужно было только подождать, пока появится возможность установить контакт.
ПОПЫТКА КОНТАКТА С ДРУГОЙ СТОРОНОЙ
Оперативной зоной, которой я занимался, была в первую очередь, ФРГ, но что она собой представляет на самом деле — об этом я не имел ни малейшего представления. Некоторые из моих коллег бывали в Западной Германии в качестве НС, но это было уже несколько лет назад. К тому же, они мало об этом рассказывали, тема была чем-то вроде табу. Все мои попытки выехать в служебную загранкомандировку, проваливались в самом начале. Всё, что мне было известно о Западе, я узнавал из прессы и телевидения или из донесений моих западных агентов. Когда мне окончательно стало ясно, что меня не отправят на Запад несмотря на обещания в момент моей вербовки, у меня созрело решение установить контакт с другой стороной самостоятельно на свой страх и риск и сотрудничать с нею ради перспективы оказаться на Западе.
В своей первой книге «В центре шпионажа» описание моего первого контакта с БНД по желанию коллег из Пуллаха было специально искажено и отличалось от действительности. Это сделали, чтобы не помешать аналогичным попыткам установления контакта. В 1986 году я написал, что с другой стороны прибыл некий церковный служка, который завербовал меня как перспективного агента. Там еще была история с разделенным амулетом, отсутствовавшая часть которого служила бы опознавательным знаком связника, и описание многолетнего сотрудничества. Все это было написано для введения МГБ в заблуждение и сокрытия настоящих обстоятельств дела. Сегодня спустя двадцать лет после окончания Холодной войны, я могу рассказать, как это было на самом деле. А именно: инициатива исходила от меня, а не от БНД.
В 1974 году, через три года после моей вербовки и через два года после принятия меня в кадры МГБ, мне стало ясно, что я попал в тупик, принял ошибочное решение, и мне нужно что-то предпринять, если не хочу отупеть или превратиться в алкоголика, как некоторые мои коллеги. Кроме того, моя личная жизнь сильно страдала от работы и связанных с нею ограничений. Нам было приказано хранить в тайне нашу работу в службе внешней разведки. На все вопросы я должен был отвечать, что работаю в Министерстве науки и техники, но мне даже не дали номера телефона, который я мог бы сообщить своим знакомым, не говоря уже о хоть какой-то информации для подкрепления легенды. В результате личные контакты вне круга МГБ со временем сузились настолько, что приходилось общаться только с коллегами по службе, тем более что все мы жили в одном квартале. В 1973 году мы переехали из нашей дыры в заднем дворе в районе Пренцлауэр Берг в красивую квартиру в районе Йоханнисталь, но наш новый многоэтажный дом на улице Штерндамм был полностью заселен сотрудниками госбезопасности.
Внешне я в ту пору производил впечатление надежного и делающего быструю карьеру офицера разведки, уже добившегося некоторых успехов. Я провел мою первую вербовку агента с Запада и заполучил в качестве информатора итальянца немецкого происхождения Рихарда Тайхнера, псевдоним «Эрнесто». Он в письменной форме обратился в Министерство высшего и специального образования, так как был коммунистом и не мог найти работу в Италии. Это был исходный пункт, чтобы завербовать его сначала для безобидного исследования в открытой литературе, а потом для настоящей разведывательной работы. Он был физиком, как и я, и должен был внедриться в одно западногерманское военно — промышленное предприятие. Вскоре с успехом должна была завершиться и вторая вербовка высококлассного агента — профессора Хауффе из Гёттингенского университета.
Но внутри все выглядело совсем иначе. Меня все сильнее раздражали постоянное давление, заставлявшее приспосабливаться к обстоятельствам, и строгая иерархия. Если какое-то указание представлялось тебе бессмысленным, или у тебя появлялась лучшая идея, сказать об этом было невозможно. Царила система беспрекословного выполнения приказов. Даже осторожные критические замечания отметались сходу. Я все чаще и чаще слышал фразу, касавшуюся всего общества, но в особенности актуальную для МГБ: «Мы не можем позволить себе критики». Потому я решил дождаться возможности установить без большого риска для себя контакт с другой стороной, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Что такой шанс представится столь скоро, я не мог и предположить.
1974 год был годом чемпионата мира по футболу, проходившего в ФРГ, в который впервые своими силами пробилась футбольная команда ГДР. Я взял неделю отпуска, чтобы в живописном доме отдыха на берегу озера близ Берлина посмотреть как можно больше матчей и при этом посвятить больше времени своей жене, которая из-за моей служебной нагрузки видела меня лишь в качестве редкого гостя дома и уже начала ворчать.
Незадолго до отпуска мне пришлось стать свидетелем того, как на партийном собрании Штеффен Хайнрих, коллега из реферата 2, прозванного у нас в шутку «рефератом маленьких животных», так как там занимались бактериологическим оружием, гордо выпятив грудь, по — военному доложил начальнику отдела Хорсту Фогелю: — Товарищ подполковник, вернулся из поездки на вражескую территорию, никаких особенных происшествий не было. Я прислушался. Не имел ли он в виду посещение им чемпионата мира в качестве «болельщика»? Просочилась информация, что в общей сложности пятьсот избранных кадровых работников направлялись на каждый матч с участием национальной команды ГДР, чтобы ее подбадривать. Все понимали, что ГДР не пройдет отборочные матчи в своей группе, в которой были представлены еще Австралия, Чили и Федеративная республика. Но вдруг наша команда в сине — белой форме выиграла 14 июня у Австралии со счетом 2:0 и сыграла 18 июня вничью против Чили со счетом 1:1. Для любителей футбола в ГДР взошло солнце. Ничьей в игре с командой ФРГ 22 июня было бы достаточно для выхода в следующий этап.
20 июня меня вызвали к начальнику отдела, где уже сидел мой руководитель реферата Кристиан Штройбель. — Что ты собственно делаешь на следующей неделе? — спросил он меня в совершенно невинном тоне. — Я взял неделю отпуска, — правдиво ответил я. Заявление об отпуске я подал, и врать не было смысла. — Ладно, хорошо, — кратко ответил Фогель. Однако я продолжил, догадываясь, о чем шла речь: — Но, товарищ подполковник, я буду совсем близко от Берлина, и если есть какие-то важные служебные дела, то я, конечно, в вашем распоряжении. — Ну, хорошо, тогда 30 июня ты поедешь в Гельзенкирхен на чемпионат мира, при условии, конечно, что ГДР станет победителем в своей группе. Рассматривай это как бы в качестве награды. И до поездки никому ни слова!
Внезапно столь долго ожидаемый объект желания оказался так близко. Но на пути к нему стояло огромное препятствие: игра против Федеративной республики. Для того чтобы стать победителем в группе, наша команда должна была выиграть этот матч. Занявшая второе место в группе команда должна была играть в другой день, но на этот матч Фогель, очевидно, не стал бы давать билеты. Редко какой футбольный матч так же волновал меня на протяжении целых дней, как этот поединок двух немецких команд.
22 июня мы встретились в большом соседском кругу и вместе смотрели игру. Мы демонстрировали оптимизм, для хороших членов партии это было само собой разумеющимся. Капитан Линднер из Первого главного управления предоставил нам для этого свою гостиную, Франк Тамм из отдела XV Главного управления разведки (занимавшегося военной техникой) тоже принимал участие. В холодильнике стояла хорошо охлажденная на льду водка. На этот раз в таком важном для имиджа ГДР событии принимали участие и наши жены. Им как закаленным товарищам наслаждение крепкими напитками вовсе не было чуждым. И тогда действительно произошло прежде невообразимое: Юрген Шпарвассер своим единственным голом в том матче вывел сборную ГДР в соревнование за выход в полуфинал. Я не мог сдержать радости.