Агентство «Аргентина»
Шрифт:
Ява вздохнул.
— Конечно, — устало сказал он. — Конечно, он умеет прекрасно держать себя в руках. И ты это умеешь, и я. Но все мы, поймавшие Соранг, знаем, что наше бессмертие и наша вечная жизнь — это все до поры, до времени. За исполнение желания рано или поздно придется расплачиваться.
Алина кивнула и отвернулась, невидящим взглядом уставившись в окно, за которым проплывали городские улицы.
— Только бездушное существо могло придумать такую расплату за бессмертие, — пробормотала она. — Всю свою жизнь
Ява свернул с шумного проспекта на боковую улицу.
Алина закрыла окно.
— Глупости, Ньялсага не влюбится, — твердо сказала она, глядя перед собой. — С какой стати? Под любовное заклятье попадет, что ли? Пока что всем нам удавалось избежать проклятья!
— Вот именно «пока что», — Ява снова круто повернул, Алина качнулась на сиденье. — Вспомни, сколько раз мы срывались с места, и меняли города и страны, когда казалось, что я вот-вот влюблюсь по уши?
Алина не сдержала улыбки.
— Было дело. Но, в конце концов, ты научился справляться.
Ява бросил в зеркало короткий взгляд: в темных глаза не было и тени веселья.
— Нет. Когда-нибудь и я попадусь. И ты, тоже. Вся наша жизнь — лишь попытка оттянуть неизбежное.
Алина испуганно вцепилась в сумку.
— Думаешь, для Ньялсаги неизбежное уже наступило?
Ява пожал плечами.
— Надеюсь, что нет. Но от этой девицы хочется избавиться как можно быстрее. Беспокоит она меня.
Он нахмурился и умолк.
До дома Алины они добрались в молчании.
Попрощавшись, Алина медленно поднялась на свой этаж, отперла дверь.
Квартира еще носила следы поспешной эвакуации пятиклассника Соловьева: на полу валялись детали рассыпанного конструктора, на столе виднелись огрызки яблок и конфетные фантики
Раньше Алина непременно затеяла бы большую уборку, но сегодня заниматься наведением порядка не хотелось.
Не снимая куртки, она прошла в кухню. Здесь все радовало глаз уютом: стояли на полке ряды кулинарных книг, произрастали в глиняных горшочках душистые травы, а клетчатая скатерть всегда была свежей и чистой.
Алина села за стол и задумалась.
…Ньялсага взглянул в окно, чтобы определить время. В агентстве, конечно, имелись часы (настенные, в виде расписанной райскими птицами тарелки, купленной Алиной), но старые привычки оказались неискоренимыми: он любил определять время по солнцу.
Время перевалило за полдень, неяркое солнце, задержавшись в зените, начало медленно скользить к крышам домов, пробираясь сквозь облака.
Последний день Бахрама в этом мире неумолимо заканчивался.
Несколько раз Ньялсага пытался дозвониться, но Бахрам отключил телефон, так что вместо разговора (который, как уверен был Ньялсага, все равно оказался бы бесполезен), приходилось снова возвращаться к делам: синему ежедневнику и тяжелой серебряной подвеске на черном шнуре.
Работа продвигалась медленно: мешала навалившаяся усталость, напряжение последних дней, которое вымотало как морально, так и физически. После объявления Бахрама об уходе, радость от победы над Сворой померкла и сейчас Ньялсага ощущал то же чувства, что и Алина и Ява: подавленность и растерянность. Он перевернул очередную страницу ежедневника и заставил себя сосредоточиться на написанном. Внезапно легкий шорох привлек его внимание.
Он поднял голову.
На пороге стояла Мересея.
— А, это ты… проходи, не стесняйся, — вздохнул Ньялсага, все еще ломая голову над заклинанием. Девушка, кажется, не из разговорчивых, значит, есть надежда, что она не станет отвлекать болтовней. С заклинанием приходилось торопиться и это раздражало не на шутку: есть вещи, спешить с которыми нельзя. Но коль Бахрам решил уйти сегодня, защитный амулет для него должен быть готов, не смотря ни на что.
Негромкий голос нарушил тишину:
— Тот человек… он придет сюда снова?
Ньялсага поднял голову и встретился взглядом с девушкой.
Так. Она все-таки заговорила. Сейчас начнутся расспросы, а времени на пустые разговоры нет.
— Какой человек? — с досадой переспросил Ньялсага. — А, Кемен… не знаю. Не думаю. Что ему здесь делать?
Он снова уткнулся в ежедневник, быстро отмечая карандашом нужные строчки. В другое время, конечно, можно было бы и поговорить, но сегодня тратить на пустую болтовню драгоценные часы, оставшиеся до рассвета просто преступление. Каждая потраченная впустую минута — время, украденное от работы над заклинанием для Бахрама.
Ньялсага перевернул страницу и взглянул на девушку: та по-прежнему стояла, глядя на него.
Что ж, есть один прекрасный способ нейтрализовать разговорчивого собеседника…
Заклятья крепкого сна находились на самой последней странице синего ежедневника, но Ньялсага, конечно, знал их наизусть. Усыплять гостей приходилось частенько: большинство из них проявляло странное недружелюбие к тому, кто пытался им помочь. Крепкий непробудный сон до рассвета решал эти проблемы.
— Он расспрашивал меня о чем-то, но я…
Девушка умолкла.
— Один из его людей погиб, и он хочет понять, как это произошло, — пояснил Ньялсага. — Кемен думал, может, ты видела что-нибудь.
— Погиб?
— Да. Его убили недалеко от того места, где Бахрам тебя обнаружил, — Ньялсага побарабанил карандашом по столу. — Оборотень напал несмотря на защитный амулет. Это странно. Но Кемен непременно докопается до сути, такой уж он человек. Выяснит, как это могло произойти, — он взглянул на девушку. — А теперь, может быть, тебе…