Агитбригада
Шрифт:
В доме почему-то остро пахло полынью и ещё чем-то приторно-сладким.
— Генка, берегись! — завопил Енох, вспыхнул прямо перед глазами и опять исчез.
От неожиданности я чуть кувшин с молоком не выронил. А если бы разбил? Мне же еще кувшин отдавать обратно.
И тут передо мной полыхнуло зеленоватое сияние.
Короче, кувшин я таки уронил. От неожиданности. Любой бы на моём месте уронил. Потому что прямо посреди комнаты появилась… Анфиса.
Точнее призрак Анфисы. Но какой-то такой… непонятный. Неправильный. Если Енох и Серафим Кузьмич были дымчато-молочной прозрачности,
— Анфиса, — хрипло сказал я.
И тут Анфиса посмотрела на меня, и у меня от ужаса аж волосы на голове зашевелились — вместо глаз, в глазницах, у неё была тьма.
Короче, мы стояли с Анфисой и пялились друг на друга. Я тупо не знал, что делать, а она молчала.
И тут грохнула входная дверь, кто-то затопал в сенях, Анфиса взглянула на меня ещё раз и исчезла.
Не успел я выдохнуть, как дверь раскрылась и комнату вошла Клара.
— А с кем это ты тут болтаешь? — усмехнулась она, и я вздохнул. Только сейчас я понял, что стоял перед призраком Анфисы, затаив дыхание. Так же и задохнуться можно.
— С Барсиком, — прокашлявшись, ответил я, — представляешь, принёс ему молока, а он под ноги бросился, и я кувшин уронил.
— Да уж, — Клара обвела глазами лужу молока на полу, из которой, злобно ворча, лакал Барсик. — Теперь мыть пол придётся.
— Да ну его! — отмахнулся я, — так высохнет.
— Не выдумывай! — строго сказала Клара, — сейчас молоко в доски впитается, потом завоняется. И ты всей этой гадостью ещё пять дней дышать будешь!
— Три, — поправил её я.
— Пять! — упрямо повторила они и добавила, — а, может, и все семь. Гудков сказал, что на Камыш отсюда поедем, и на Молочное. Будем там представления в учечённом варианте давать. Два-три номера, маленькая агитпостановка и короткая лекция Зубатова.
— А почему так-то? — удивился я, — первоначально план же был другой.
— Да ты же Макара нашего знаешь! — махнула рукой Клара, — у него семь пятниц на неделе. — Сейчас сказал, что так. Завтра скажет по-другому. А мы что? Наше дело маленькое. Но с другой стороны и хорошо, что так. Представляешь, сегодня утром Люська репетировала и ногу подвернула. А я ей говорила, не надо с утра прыгать, раз не проснулась ещё…
Она что-то там ворчала, сперва на Люсю, потом на Зёзика, а я постепенно начал приходить в себя. Как-то меня Анфиса напугала, что ли. Сам не пойму.
— Генка, — сказала Клара, — я же почему пришла, ты же мне плащ не отдал. А я всё время забываю. То ты болел, то ещё что-то. Так что давай сюда, а то у меня по приезду домой, инвентаризация будет.
— Сейчас, — замялся я (совсем забыл, куда девал его, после того, как Анфиса постирала).
Я заметался по комнате в поисках плаща. Вроде комнатушка и небольшая, и вещей мало, а бардак у меня был ужасный. Так что с первой попытки ничего не найдёшь. После нескольких неудачных попыток, наглотавшись пыли и паутины под полатями, я нашел плащ за печкой. Я, как принёс его от Анфисы, свёрнутым в узел, так и бросил. И благополучно забыл. И сейчас он частично засох в таком вот скукоженном состоянии, частично начал источать отвратительную вонючесть.
— Слушай, Клара, — покаялся я (вариантов-то больше не было), — ты меня
— Убью, — согласилась Клара и с подозрением добавила, — признавайся, что натворил уже?
— Плащ…
— Что плащ?
— Сама смотри, — я со вздохом протянул Кларе вонючий свёрток.
Клара брезгливо взяла его в руки, развернула и спросила:
— Капустин, что ты с ним сделал?
— Постирал, — сказал абсолютную правду я.
— Зачем? Ну ладно. Постирал. А почему он тогда так выглядит?
— Испачкал, — опять признался я.
— Где испачкал? — возмущённо спросила Клара, которая уже начинала злиться.
— Когда Анфису из болота вытаскивал, — а вот тут я уже соврал, — и, чтобы ты не ругалась, постирал. А повесить и высушить забыл. Расстроился. Вот он и сам засох.
— Тебя убить мало, Генка, — тяжко вздохнула Клара, но ругаться дальше не стала.
Когда за ней захлопнулась дверь, я облегчённо вздохнул. Она ушла и унесла испорченный плащ. И даже не ругалась. Красота.
— Ты это видел?! Видел! — появился Енох и возмущённо замерцал.
— Анфису?
— Ну а кого! Не Барсика же!
— Получается она тоже теперь призрак, — задумчиво сказал я и посмотрел на Барсика.
— Я бы попросил! — возмутился Енох и замерцал, как неоновый шар на дискотеке.
— А кто тогда она?
— Погруженная во тьму, — недовольным тоном сказал призрак.
— А ты разве нет?
— Нет!
— То есть среди призраков существует классификация? — задумался я, собирая черепки от кувшина.
— Я же просил!
— Ты мне лучше скажи такое — она опасна для меня?
Енох замялся, немного померцал и признался:
— Да.
— Что она может мне сделать?
На этот вопрос гадский призрак предпочёл промолчать. Но и так всё ясно было.
— Как думаешь, зачем она сюда приходила? — почему-то шепотом спросил я.
— Да кто ж этих баб поймёт? — пожал плечами Енох, — они и при жизни не в себе, а после смерти, так вообще чудить начинают. Не зря в Писании сказано: «не смотри на красоту человека и не сиди среди женщин: ибо как из одежд выходит моль, так от женщин — лукавство женское…»*
— А если она на меня нападёт, как от неё защититься? — продолжал допрос я.
Но скотина Енох просто взял и исчез.
Ну капец! Нет. С Енохом надо разбираться кардинально. От него помощи нету, только нервы мотает (хотя, если быть справедливым, Зубатова он неплохо с этой всей зоологией потроллил).
Оставаться одному в комнате, где в любой момент могла появиться Анфиса, было стрёмно, поэтому я вышел во двор, немного там потоптался. Все члены агитбригады были заняты кто чем. Я послонялся по двору, подержал Жоржику шлею от лошадиной сбруи, он приделывал её к постромкам, и постоянно запутывался. Я помог распутать. Потом ещё держал. Затем подал Нюре обруч, она репетировала какой-то танец. Принёс ей ленты и отнёс обруч к фургону. Сходил к колодцу дважды за водой и залил в бочку, из которой все брали воду для умывания. Еще покрутился во дворе. Посмотрел на облака. Попытался догнать и пнуть петуха. Подал Жоржику хомут. Больше работы не было. Клара из фургона не выходила, да я и не хотел попасться её под горячую руку.