Агнец в львиной шкуре
Шрифт:
Он обнял меня и, отстранившись, заглянул мне в глаза. Его по-отечески заботливый взгляд, казалось, пытался проникнуть в самые глубины моей души.
Артур Порта смотрел на меня с интересом, так же, как и Юлий Торрена, но взгляд последнего, как мне показалось, был больше оценивающим.
— Ну как? Ты уже вернулся к реальности? — доброжелательно спросил Юлий.
— Пожалуй. Хотя, если честно, всё ещё не верится, что ничего в действительности так и не произошло… Гивея… Ведь я не был там?
— Пока что нет, — загадочно улыбнулся Торрена.
—
— Да, все… почти все, — печально кивнул я, вспоминая о погибшей Тосико. — Некоторых уже не вернёшь никогда.
— Извини, но мы вынуждены были прибегнуть к подобному испытанию после всего случившегося с тобой. — Артур Порта положил тяжёлую руку мне на плечо. — Возможно, это покажется тебе жестоким, но такое прохождение через «десять ступеней инфернальности» совершенно неизбежно для каждого из нас. В нашем полностью деинфернальном мире это испытание такая же необходимость, как прививка от опасных болезней.
— Только не для всех, — поправил его Юлий Торрена. — Нет никакого смысла давать антиинфернальную подготовку всем членам общества. Невозможно поддерживать высокий уровень сопротивления злу в обществе, очищенном от этого зла. Это может привести к падению личностных способностей каждого жителя Трудового Братства и сократит их жизнь. За всё приходится платить и иногда высокую цену.
Он сокрушённо покачал головой и продолжал:
— Но нам, вынужденным в силу специфики нашей работы часто сталкиваться со злом, подобная подготовка просто необходима. Иначе мы не сможем выполнять свою главную задачу — защищать общество от высокоэнтропийного воздействия как извне, так и изнутри.
— И как? Я прошёл это испытание?
Я пристально посмотрел на него.
— Тебе необходимо было, прежде всего, победить самого себя, — отозвался Влад Стив, стоявший рядом. — Мы знаем, как тяжело тебе было это сделать.
— Несколько раз нам казалось, что ты проигрываешь эту битву с собой, — добавил Артур Порта.
— Да, мне пришлось позаимствовать свой труп, чтобы вернуть себе душу, — хмуро признался я. — Но возродив к жизни нечто, принадлежавшее моему прошлому, я, наконец, достиг своей цели… Да, достиг! Я освободился от тёмных оков, до сих пор сковывавших меня.
— Каждый, кто входит в тёмную пещеру, находит там лишь то, что несёт с собой, — заметил Влад Стив. — Одни страшатся увиденного, потому что слабы для борьбы с собой, другие перебарывают себя и выходят к свету с очищенной душой.
— Земля была для меня защитой и направляла мой путь!
Я посмотрел на отца своей любимой и увидел в его глазах одобрение.
— Сердце, которое хочет нанести вред другим, не подлежит прощению, — сказал он. — Но сердце, заботящееся о других, совершенно необходимо!
Влад Стив покосился на задумчивого Торрену.
— Что ж, насколько он готов к продолжению своей работы решать не нам, а Совету, — подытожил тот. — Завтра ты должен быть на заседании аттестационной комиссии, — сообщил Юлий, обращаясь ко мне и помолчав, добавил: — Но помни: все мы на твоей стороне!
Он положил руку мне на плечо и лицо его просветлилось.
— Спасибо, — поблагодарил я его за поддержку.
— А теперь мы больше не вправе задерживать тебя.
Я пожал руку Артуру Порта и повернулся к Владу Стиву. Он снова обнял меня, как родного сына. Негромко сказал, поблёскивая глазами:
— Поезжай! Она ждёт тебя!
Шелестя дисперсионными дисками, поезд остановился на тридцать пятой станции шестого вектора Общеконтинентальной Дороги. Опалесцирующая полусфера здания станции, светившаяся отражённым перламутровым сиянием, расположилась на срезанной вершине пологого холма в окружении разлапистых разнолистных араукарий.
Я вышел под невесомый стеклянный купол на многолюдный перрон. Солнечный свет без труда проникал сюда, ложась бесформенными янтарными разливами на шероховатые белые плиты пола. Двери вагона бесшумно закрылись за моей спиной, и поезд, набирая скорость, умчался прочь, скользя по извилистой эстакаде, опиравшейся на массивные стальные башни.
Подножье холма утопало в волнах густого кустарника, прорезанного прямыми синими лучами широких дорожек, расходившихся во всех направлениях. Разноцветные крыши коттеджей походили на прямоугольные паруса, плававшие в этом зелёном растительном море.
Я спустился на знакомую улицу и пошёл по шершавым фигурным плитам смальты между рядов низких акаций к заветному дому, укрывшемуся в глубине обширного сада. С каждой минутой я ускорял свой шаг, ловя себя на мысли, что готов побежать сломя голову, лишь бы поскорее увидеться с ней — с той единственной и неповторимой, которая никогда больше не покинет моего сердца!
Юли. Она стояла у широко распахнутого окна и снова не заметила моего появления в доме. Лишь моё отражение в оконном стекле заставило её улыбнуться и повернуться мне навстречу. Я принял её в свои объятия, подставляя разгорячённое лицо прохладному ветру, смело врывавшемуся в гостиную нашего коттеджа.
— О небо! Как долго тебя не было! — Её голос с лёгкой грудной хрипотцой прозвучал радостным волнением.
— Я вернулся… к тебе… насовсем!
Я уткнулся лицом в копну её густых волос, чувствуя на душе несказанное блаженство и спокойствие…
Мы лежали, обнявшись в гостиной, на широком диване. Прохладные сумерки лениво вползали в распахнутые окна, но верхние рамы всё ещё золотились от низкого закатного солнца, напоминая об уходящем дне.
— О чём ты думаешь, Максим?
Шёпот Юли защекотал теплом мою щёку.
— Знаешь, я хотел бы, чтобы мы с тобой оказались на каком-нибудь острове, далеко от всех… Чтобы кругом было море — синее-синее, тёплое и прозрачное, а вокруг тропический лес. Деревья стоят все в цветах, и в листве слышна разноголосица птиц… Мы были бы там совсем одни — только ты и я.